Уже мертва
Шрифт:
— А он хороший игрок?
— По-моему, да.
— Тогда пусть сбегает.
— Очень смешно.
— Ничего смешного. Приличные игроки заколачивают неплохие деньги.
— Арон, я работаю уже с другим расчлененным трупом.
Я звонила Арону и рассказывала о костях остальных жертв. Мы часто делимся друг с другом новостями.
— И нравится же кому-то резать собратьев! — мрачно усмехнулся он.
— М-да. Мне кажется, один и тот же ненормальный убил нескольких женщин. Нельзя сказать, что их что-то объединяет, но отметины в местах
— Думаешь, речь идет о серийном убийце?
— Да.
Он на мгновение задумался.
— Расскажи мне все подробно.
Я принялась описывать углубления на костях рук жертв. Время от времени Арон прерывал меня, чтобы задать какой-нибудь вопрос или попросить сбавить темп. Я живо представляла себе его: длинного, сухопарого, делающего записи на клочке бумаги и заполняющего ими каждый свободный миллиметр. Хотя Арону всего сорок два года, из-за мрачного выражения лица и темных глаз индейца-чероки он выглядел на все девяносто. Другим я вообще его не знала. Этот человек обладал острым умом и огромным сердцем.
— Фальшзапилы глубокие? — спросил он деловито.
— Нет, довольно незначительные, — ответила я.
— Гармоники отчетливые?
— Очень.
— Говоришь, видно, что при движении полотно смещалось в поперечном направлении?
— Гм… да.
— Ты уверена, что правильно измерила шаг зуба?
— Да, в некоторых местах царапины и костные островки довольно отчетливые.
— И изломы… — пробормотал он, обращаясь больше к самому себе.
— Их довольно много.
Последовала продолжительная пауза — Арон обмозговывал информацию, которую я только что ему сообщила, и делал соответствующие предположения. Я понаблюдала за людьми, проходившими мимо моей двери. Где-то в других кабинетах звонили телефоны, жужжал принтер. Я повернулась к окну и взглянула на мчащиеся по мосту Жака Картье машины — лилипутские «тойоты» и «форды». Время шло.
— Конечно, мне сложно сказать что-либо определенное, Темпе, — наконец произнес Арон. — Я как будто работаю вслепую. Не знаю, как тебе удалось заставить меня взяться за это. Но свои соображения изложу.
Я повернулась назад и облокотилась на стол.
— Готов поспорить, речь идет не об электропиле. Это какая-то особая ручная пила — может, кухонная.
Точно! Я ударила ладонью по столешнице, сжала пальцы в кулак, энергично вскинула руку вверх и резко ее опустила. Розовые листики затрепыхались.
Арон продолжал, наверное даже не догадываясь о том, какое я устроила тут представление.
— Желобки слишком крупные, значит речь идет явно не о лучковой пиле с мелкими зубьями и не о пилообразном ноже. Скорее всего, это ножовка. Я не видел этих костей и ничего не берусь утверждать, но думаю, что их распилили поварской или мясной пилой.
— Как она выглядит?
— Похожа на большую ножовку. Зубья разведены довольно широко во избежание защемления. Вот почему на фальшзапилах присутствуют островки. При работе такой пилой
— Ты просто прелесть, Арон! Именно эти мысли мне самой не раз приходили в голову, но я хотела услышать то же самое от тебя. Если бы ты только знал, как я тебе благодарна!
— А-а-а.
— Хочешь взглянуть на снимки и оттиски?
— Конечно.
Пилы были вторым безумным увлечением Арона. Он заносил в каталог письменные описания и фотоизображения оставленных на кости следов всеми известными типами пил и часами обдумывал дела, которые ему в лабораторию присылали из разных точек земного шара.
По последовавшей паузе я поняла, что он высказал мне не все, что хотел. Ожидая продолжения разговора, я принялась собирать со стола розовые листки.
— Ты сказала, только кисти отделены разрезанием кости?
— Да.
— Все остальное в районе суставов?
— Верно.
— Аккуратно?
— Очень.
— Гм…
Я прекратила заниматься листками:
— Что?
— Что? — повторил он невинно.
— Когда ты произносишь «гм» именно таким тоном, это непременно что-то означает.
— Просто вырисовывается довольно странная картина.
— Что ты имеешь в виду?
— Этот парень использует для расчленения кухонную пилу и работает ею так, будто четко знает, что делает. Ему известно, где именно расположены суставы, каким образом их распиливать. Он постоянно следует своим правилам.
— Да, я тоже над этим размышляла.
Прошло несколько секунд.
— А запястья он просто отрезает. Почему? — спросила я, не выдержав.
— Этот вопрос, доктор Бреннан, следует задать не специалисту по пилам, а психологу.
— Как поживают твои девочки? — Я была с ним согласна, поэтому сразу же перевела разговор на другую тему.
Арон до сих пор не обзавелся семьей. Я знала его двадцать лет и ни разу с подругой-то не видела. Первой и основной страстью Арона были лошади. За лошадьми он ездил из Талсы в Чикаго и в Луисвилль и вместе с ними возвращался в Оклахому.
— Отлично поживают. Прошлой осенью я купил жеребца на торгах, и все мои девочки как будто помолодели.
Мы обменялись последними новостями, рассказали друг другу, что знали об общих друзьях, и договорились встретиться на академическом собрании в феврале.
— Желаю удачи в поимке этого типа, Темпе.
— Спасибо.
Мои часы показывали четыре сорок. В который раз кабинеты и коридоры здания начинали погружаться в вечернее спокойствие, а я продолжала работать.
Зазвонил телефон. Я подпрыгнула.
«Наверное, выпила слишком много кофе», — мелькнуло в голове.
Трубка еще хранила тепло моей руки, когда я вновь к ней прикоснулась.
— Я видела тебя прошлой ночью.
— Гэбби?
— Больше не делай ничего подобного, Темпе.