Уже мертва
Шрифт:
— Может, она захотела скрыть какую-то информацию? Может, не случайно перестала заниматься этой работой?
— Исключено, — с уверенностью заявил Бейли.
Но в его глазах не было уверенности.
— Вы поддерживаете с ней отношения?
— Нет.
— Все ваши ученики после ухода прекращают с вами общаться?
— Некоторые прекращают, некоторые — нет.
Бейли опять занялся рисованием треугольников.
— Кто еще имел доступ к… Мэри-Лиз работала в лаборатории?
— Ограниченное количество людей. На территории кампуса из-за нехватки
— Да?
— Ассоциация установила определенные нормы температурного контроля, разработала специальные диеты, а также ряд правил, касающихся социальных и поведенческих параметров.
— Ассоциация?
— Канадская ассоциация защиты животных, — пояснил Бейли. — Они выпускают специальные руководства по уходу за экспериментальными животными. Это наша библия. Любой человек, работающий с животными, обязан строго соблюдать установленные нормы. Ученые. Селекционеры. Промышленники. Ассоциация следит также и за охраной здоровья и безопасности самих работников.
— А к охране животных она предъявляет какие-нибудь требования?
— Разумеется.
— Значит, украсть обезьяну постороннему человеку не так-то просто?
— В данный момент я изучаю колюшек. Рыб.
Бейли поднял правую руку и ручкой указал на изображение рыбы на стене.
— Установленные правила по уходу за ними, равно как и правила их охраны, довольно простые. О рыбах и грызунах активисты не особенно пекутся. — Теперь скривилось все его лицо. — Помимо Альсы, у нас имелось всего одно млекопитающее, поэтому серьезной охраной мы их и не обеспечили. У Альсы была отдельная комната, запиравшаяся на замок. Естественно, мы закрывали и клетку, и внешнюю дверь лаборатории.
Он помолчал.
— Я тогда тщательно обмозговал случившееся, но так и не смог вспомнить, кто в тот день ушел из лаборатории последним. У меня не было вечерних занятий, и, по-моему, я не задерживался на работе допоздна. Последний обход делал, наверное, кто-то из аспирантов. Секретарь занимается этим только тогда, когда я прошу ее.
Бейли опять выдержал паузу.
— Не исключена и вероятность того, что в лабораторию проник кто-то посторонний. Не на всех аспирантов можно полностью полагаться, — быть может, в тот момент один из них оставил дверь открытой.
— А клетку постороннему удалось бы открыть?
— Запросто. Она закрывалась только на элементарный висячий замок. Мы его так и не нашли.
— А недостающие части тела обнаружили? — Я осторожно перешла к следующему вопросу.
— Недостающие части тела?
— Кто-то… — я замолчала, ища наиболее подходящее слово, — кто-то разрезал Альсу на куски. В узле, доставленном к нам в лабораторию, некоторых из них недоставало. Может, они нашлись позднее?
— А чего именно недоставало?
Пастельное лицо Бейли приняло озадаченное выражение.
— Правой руки. Ее правая рука, доктор Бейли, была отделена от предплечья в районе запястья.
Рассказывать ему о женщинах, изуродованных подобным образом, а соответственно
Бейли долго не произносил ни звука. Сидел, откинувшись на спинку стула, завел сцепленные руки за голову и глядел куда-то поверх меня. Малиновый цвет его щек сгустился до багрового. Тишину нарушало лишь приглушенное бормотание маленьких часов-радио на невысоком шкафу для папок.
— Если взглянуть на происшедшее отстраненно, что вы обо всем этом думаете? — заговорила я.
Некоторое время Бейли продолжал молчать. Ответил, когда я уже подумала, что так ничего и не услышу:
— Мне кажется, это происшествие связано с «некими мутантными формами жизни».
Его дыхание углубилось. Бейли опять помолчал и что-то добавил шепотом. Я не разобрала слов:
— Что, простите?
— Мэри-Лиз заслуживала лучшего.
Я удивилась, но ничего не сказала. Вновь воцарившуюся тишину без предупреждения пронзил звонок — окончание или начало занятия, — и мое тело опалила сотня огненных стрел. Я взглянула на часы: десять.
Не дожидаясь, когда Бейли поинтересуется, зачем мне понадобилось расспрашивать об убитой четыре года назад обезьяне, я поблагодарила его и попросила позвонить, если он вспомнит какие-нибудь подробности. Когда я выходила из кабинета, его взгляд все еще был устремлен в ту же самую точку. По-моему, он смотрел не на какой-то объект, а в прошлое.
Плохо ориентируясь в этом районе, я остановила машину на той же аллее, на которой припарковывала ее накануне ночной прогулки по Мейну. В моей голове эта прогулка запечатлелась как Великие поиски Гэбби. Казалось, события той ночи случились со мной целый век назад. Хотя с тех пор прошло всего два дня.
Сегодня было холоднее, накрапывал дождь. Я застегнула куртку на молнию и зашагала к машине.
От университета мой путь по Сен-Дени, обилующей первоклассными бутиками и бистро, лежал на север. Несмотря на то что от Сен-Лорана эта улица удалена всего на несколько кварталов, она кажется другой галактикой. В это царство молодых и богатых приходят, чтобы что-нибудь найти: платье, серебряные серьги, партнера, место остановки на ночь. Это улица грез. Подобная есть в каждом городе. В Монреале их две: Кресент — для англичан и Сен-Дени — для французов.
Ожидая зеленого света светофора перед Мезонневом, я размышляла об Альсе. Прямо и направо от меня располагался автовокзал. Кто бы ни убил обезьяну, он решил не ходить далеко, чтобы избавиться от трупа. Наверное, убийца жил где-нибудь в этом районе.
Я проследила взглядом за молодой парочкой, появившейся со станции метро «Берри». Они побежали под дождем, прижавшись друг к другу, как два носка, только что извлеченные из сушилки.
Может, тот, кто убил Альсу, приехал сюда на метро? Нет, вряд ли. Притащиться в эту часть города, украсть обезьяну, отправиться вместе с ней домой, расчленить ее, потом вернуться сюда, чтобы выбросить на вокзале, — на такое не способен, наверное, ни один ненормальный.