Ужин для огня. Путешествие с переводом
Шрифт:
– Это бедный, кладбище живи, – пояснил Мустафа, когда мы отъехали.
– Они живут на кладбище?
– Да, много бедный живи – вон там, кладбище, склеп живи. Много-много бедный. Они меня знай: я мой старший сын посылай, он помогай, много-много брат корми, – Мустафа снова остановил машину и на сей раз предложил нам выйти.
У подножия холма Цитадели начинался Город мертвых, огромный район, целиком состоящий из кладбищ, мавзолеев и усыпальниц мамлюкского периода, заселенный не только мертвыми, но и живыми: в некрополе часто селятся каирские бедняки. Три старухи в черных платках поклонились Мустафе и приветливо помахали нам с Прашантом.
– Рамадан карим, – лопотал наш проводник, – сам до ночи еда нельзя, а бедный корми – хорошо. Дома жена кричи, ругай, я не отвечай, Рамадан, ссора нельзя. Надо молчи, муж и жена люби, надо Аллах спасибо.
Улицы Каира были ровно такими, какими я всегда их себе представлял. Обожженный кирпич, стрельчатые арки, обилие лавок, тележек с фруктами, выкрики продавцов, зов
После обязательного визита в мечеть Ибн Тулуна и короткой прогулки по набережной Нила Мустафа объявил, что настало время ехать к пирамидам Гизы. Вот теперь-то мы и увидим беспорядки, подумал я, когда слева по борту, в просвете между кирпичными многоэтажками, показалась обглоданная вершина Великой пирамиды. Даже в мирное время туристы всех стран, приезжающие, чтобы увидеть последнее из семи чудес света, только и делают, что отбиваются от неотвязных торговцев безделушками, жуликов, норовящих втянуть вас в какую-нибудь аферу, и просто воров-карманников. В последние месяцы к этим «казням египетским» прибавилась еще одна: исламские радикалы, забрасывающие иностранцев камнями. В общем, ничего хорошего ждать не приходится. Но… Проведя утро в пустоте аэропорта, а послеобеденные часы – в суфийской умиротворенности Города мертвых, я уже начинал догадываться, что тот Египет, в котором очутились мы, был параллельной вселенной, одним из возможных миров Дэвида Льюиса. В нашей параллельной вселенной пирамиды Гизы были продолжением пустоты, а может быть, и ее началом.
Изнутри этой пустоты, из ее сердцевины, остальные миры казались, нет, не иллюзорными, даже наоборот: все было в равной степени реальным, равноудаленным – и туманная панорама города, его небоскребов и минаретов, открывающаяся с обрыва за пирамидой Хуфу; и раскаленные дюны Сахары, непрерывность песков отсюда до Магриба, где я ночевал в лагере у туарегов три года назад; и «египетские ночи» в североафриканском квартале Нью-Йорка, где почти не говорят по-английски, всегда пахнет специями и дымом жаровен, а курильщики кальянов, похожие на кларнетистов, продолжают свои бдения до самого утра; и вторжение гиксосов в Нижний Египет в семнадцатом веке до нашей эры; и нынешний военный переворот и протесты сторонников Мурси; и общинный быт мурси 3 , живущих в долине Омо ровно так, как, вероятно, жили обитатели тех мест в семнадцатом веке до нашей эры; и Анубис с головой шакала, сопровождающий умерших в загробное царство.
3
Мурси – племя, живущее на юге Эфиопии.
В египетской Книге мертвых Поля камыша (по другой версии – Поля сна) представлены как реальность, равноценная нашей. Есть два мира, и поди разберись, какой из них настоящий; ведь бывает и так, что человек находится сразу в обоих. Находится в самом пекле событий, но узнает о происходящем из сводки новостей, а, оторвавшись от телепрограммы, слышит тысячелетнее дыхание тишины, нарушаемое только жужжанием зеленых мух; задирает голову, вглядываясь в морду Сфинкса, считает ряды в каменной кладке пирамиды и пытается, но никак не может представить себе людей – ни тех, для кого сооружались эти громады, ни тех, чьи жизни были отданы на постройку, ни даже тех, кто был здесь вчера или позавчера. Ведь за два с половиной часа, проведенные на пирамидах, мы не встретили ни одного человека.
2. ДЕТИ РЕВОЛЮЦИИ
С Деми мы дружили в университете, но в последние годы переписывались редко. О новых, все более невероятных витках ее биографии я узнавал в основном от общих знакомых. Уроженка Дыре-Дауа, того самого города на востоке Эфиопии, где охотился за сокровищами Рембо, томился в ожидании каравана Гумилев и строчил желчные репортажи Ивлин Во, Деми шутила, что повторила маршрут европейских литераторов-первопроходцев, но в обратном направлении. На самом же деле ее траектория была куда более сложной. Она рассказывала, что никогда не знала своего отца; уже во взрослом возрасте узнала, что человек на трогательных фотографиях из семейного альбома был убит в начале гражданской войны, за два или три года до ее рождения, а своим появлением на свет Деми обязана безымянному солдату СВЭД 4 , ворвавшемуся в хижину во время налета, когда первая волна «Красного террора» захлестнула регион Дыре-Дауа. Все это держалось в секрете не только от Деми, но и от других членов семьи, которые, впрочем, и сами в те годы старались знать как можно меньше и держаться как можно дальше. Известно было, что человек на семейных фотографиях некогда принадлежал к поруганной ЭНРП 5 ,
4
Социалистическое всеэфиопское движение – одна из противоборствующих политических группировок, образовавшихся после свержения императора Хайле Селассие I.
5
Эфиопская народно-революционная партия – группировка, боровшаяся со СВЭД и режимом Менгисту Хайле Мариама.
6
«Краса небес в зияющий просвет» (пер. М. Лозинского).
Это было пятнадцать лет назад, и знаменитые строки русского классика эфиопского происхождения – «всё те же мы…» – едва ли применимы к нашей тогдашней компании. Время от времени отголоски юности доходят в виде не слишком увлекательных сплетен: кто-то из бывших начинающих авторов подался в бизнес или пошел по академической стезе, учился, но недоучился, пробовал снимать фильмы, располнел, полысел, отрастил бороду, чтобы скрыть второй подбородок. Динау Менгесту преподает теперь в Джорджтаунском университете и считается одним из самых многообещающих англоязычных писателей поколения «under 40» 7 , продолжателем линии Сола Беллоу. А Деми продолжает свои бесконечные странствия, взяв за правило нигде не задерживаться дольше года.
7
Те, кому нет сорока.
Когда ей было четырнадцать, она решила сменить Италию на Америку и, вопреки увещеваниям матери с сестрой, купила билет в Лос-Анджелес, где жили какие-то дальние родственники. При этом она не позаботилась о въездной визе. Как ее без визы выпустили из Италии, бог весть. Во всяком случае, из Лос-Анджелесского аэропорта она отправилась прямо в спецприемник, где провела следующие полгода. Наконец получив разрешение на въезд в США, она ненадолго поселилась у родственников, которых никогда до этого не встречала, но вскоре снова собрала чемоданы и уехала в Нью-Йорк – к кому-то из тех, с кем успела подружиться в спецприемнике.
Остается загадкой, как при таком кочевом образе жизни она умудрилась закончить школу, поступить в институт, а потом – правда, уже после издания книги, принесшей ей известность, – в аспирантуру Гарварда. Но у Деми вся жизнь – одна сплошная загадка. После окончания аспирантуры она преподавала литературу в тюрьмах и колониях для несовершеннолетних, по году жила в Париже, Мадриде, Мехико и Рио-де-Жанейро, овладела пятью или шестью языками, включая арабский. В последнее время она живет в Саудовской Аравии, где проводит писательские мастер-классы для учащихся женского пансиона, исподволь проповедуя им идеи эмансипации.
И вот несколько месяцев назад я получил от нее сообщение в Фейсбуке: «Мархаба! 8 Помню, ты когда-то мечтал побывать в Эфиопии, а я тебя отговаривала. Должна тебе сказать, что я пересмотрела свою точку зрения и собираюсь туда этим летом. Не хочешь ли встретиться в Аддисе?» Если это и совпадение, то из тех, что случаются раз в жизни, подумал я и бросился звонить Прашанту. Но за пару недель до вылета, когда наши планы и так уже были под вопросом из-за событий в Египте, я получил еще одно сообщение: «Извини… Моя мама заболела, кладут на операцию. Завтра лечу в Рим. Посылаю тебе координаты моего приятеля Уорку. Он живет в Аддисе. Свяжись с ним, он все устроит».
8
Здравствуй! (араб.)