Ужин с шампанским
Шрифт:
М и т я. Столько врачей… Обойдемся как-нибудь.
Л е н а. Ублюдок. А сумку мою куда дел?
М и т я. Сумку? Тебе сумка нужна? (Включает магнитофон на полную мощность. Под орущую музыку скачет и кувыркается с зажатым в зубах шампуром. Замахивается на Лену.)
Л е н а. Попробуй…
М и т я. Попробуем. Не пришло еще время.
Л е н а. Хорошо, что приехал. В письмах такой паинька. Котеночек… Я тебе все поломаю.
М и т я. Как же. Испугала.
Л е н а. Ты меня еще вспомнишь…
М и т я. Что с тобой препираться… Вон Айболит идет. Пусть он… Пойду лучше Жанночку и Игорька искать. Под
Возвращается М а к с и м.
М а к с и м (смотрит на дом Павла Кузьмича). Уложил. Вроде ему полегче…
Л е н а. Называется, вытащили на природу… Отдохнуть.
М а к с и м. Я раньше недоумевал… женщина рожает в самолете — и полный порядок: среди пассажиров отыскался врач. На ледоколе приступ аппендицита… И нормалек: рядом хирург. А теперь знаю: где ни окажись — обязательно что-нибудь случится… Может, дочку к нему вызвать?
Л е н а. Телефон под рукой. Захочет — сам позвонит. Ему не наша помощь нужна, поверь. Забудь обо всем. И попробуем начать сначала. Мы только-только приехали… Вокруг — ни души. Мы вдвоем… (Берет Максима за руку, ведет в беседку.) Присядь. Здесь, рядом. А хочешь, спрячемся в доме?
М а к с и м. Он разве открыт?
Л е н а. Откроем. Что нам стоит?
М а к с и м. Не хочу.
Л е н а. Как скажешь. Все — как ты скажешь. Нравится мне это слово — «беседка». И у нас с тобой будет не разговор, не беседа, а так, беседка, раз место к тому располагает.
М а к с и м (опускается рядом с ней). О чем речь поведем?
Л е н а. О тебе. Обо мне. О нас. О чем еще, если мы вдвоем — ты и я?
М а к с и м. Начинай.
Л е н а. Сперва ты. Расскажи, чем помимо единоборства со слесарями занимаешься? Как вообще жизнь?
М а к с и м. Потихоньку.
Л е н а. Потихоньку — это не жизнь.
М а к с и м (не сразу). Если бы вы шли не под сто двадцать…
Л е н а. Мы бы с тобой не познакомились.
М а к с и м. Верно. Отделались бы легким испугом.
Л е н а. Знаешь, сейчас мне кажется, я готова была погибнуть. Но это судьба: все шло к тому, чтобы встретить тебя.
М а к с и м. Разумеется. Я уже уходил домой. Но, думаю, дай подожду. Вдруг подбросят еще работенки. И точно — тащат. С утра третья операция…
Л е н а. Конечно, судьба. И потом, когда очнулась, первое, что увидела — твое лицо.
М а к с и м. Не сочиняй. После наркоза лиц не различишь.
Л е н а. А я вот, представь, различила.
М а к с и м. Да, выдалась ночка… Утром мотанул вашу тачку посмотреть. Не мог поверить. До сих пор понять не могу, как уцелели.
Л е н а. Не надо. Забыть — и не вспоминать.
М а к с и м. И правильно. И верно.
Л е н а. Но только не твое лицо… Ты склонился надо мной.
М а к с и м. Такой я хороший и внимательный.
Л е н а. Лучшего зава не сыскать.
М а к с и м. Поживем — увидим.
Л е н а. Но ты же сказал… Может, попрошу отца? Ускорим это дело.
М а к с и м. Не надо.
Л е н а. Один его звонок… Мужчина без власти — не мужчина. Так он говорит. Или… (Смотрит на Максима.) Слушай, кто у Жанны родители?
М а к с и м. Перестань.
Л е н а.
М а к с и м. Не любопытствовал.
Л е н а. Каким был, таким остался. Герой, сам себе создаешь трудности, а после берешь их с боем.
М а к с и м. Возможно.
Л е н а. Зачем? Ради чего?
М а к с и м. Сам себе удивляюсь. Видно, дошел до предела. С собаками стал счеты сводить. Жанна утащила из вивария щенка. Загребли в облаву на птичьем рынке. Симпатяга, терьер… А меня взбесило: за что ему везуха? Почему выбрала его, а не кого-то другого? Если бы ты видела наших собак, когда идешь мимо клеток! Обреченные глаза… А вой, когда вечером в институте никого не остается… И этих обреченных еще обманывать! Из них сливки общества выделять… Короче, щенка возненавидел. Ишь, породистый гад. Отдал… С глаз долой… К несправедливости ни в чем не стану примазываться. Ну выпало так, что на нашей шкуре история одну из версий своего спиралеобразного развития проверяет, как мы на собаках, свои догадки. И пусть опробует, и пусть даже с кем-то несправедливо обойдется. Ну и что? Ведь и у несправедливости свои законы. Ее торжество — тоже доказательство, тоже аргумент. Лишь бы другие, следующие, все правильно поняли. Лишь бы им наш опыт на пользу пошел.
Л е н а. Добровольно записывать себя в подопытные кролики? Широкий жест… Оставь историю историкам. А у тебя одна жизнь. Больше не будет.
М а к с и м. Мне Игорь рассказал байку. О переговорах в Индии. Приезжает на фирму к десяти. А партнеры опаздывают. Он им: «Обидно ждать, я это время мог по городу ходить». Улыбаются: «Вечно вы, европейцы, торопитесь». — «А вы чего не торопитесь?» — «А мы, что в этой жизни не успеем, в следующей сделаем». Жаль, нам второй жизни не положено… А что, он правда в Австралию собрался?
Л е н а. Игорь — это Игорь. А ты из тех, кто сам может ставить опыты. И какие! Посмотри на меня. Я — твой удавшийся эксперимент. Вся перед тобой. Можно сказать, твое творение. Заново слепил…
М а к с и м (долго на нее смотрит). Хороша Галатея. Придаешь уверенность.
Л е н а. Ты — талантливый, умный, как же в толк не возьмешь: вокруг не только добрые дяди и тети. Есть равнодушные. И завистники. И откровенные мерзавцы. Современников не выбирают… И ты можешь быть тысячу раз прав, но эту свою правду от тех, кому она не нужна, а может, даже мешает, еще защитить и отстоять нужно. Отец тебя помнит… Интересуется…
М а к с и м. Это когда ничего не умеешь, и знакомства, и руки, и лапы нужны. А я умею.
Л е н а. Герой.
М а к с и м. Ага. И заметь, этого не боюсь. А знаешь, почему? Был на приеме у начальника. Сидит при галстуке за руководящим столом. И трясется. Подлаживается ко всем, юлит, строит из себя добряка. Несчастный, взгромоздился на чужой насест. Повыше захотелось. Позаметнее. Представил, как он украдкой и с оглядкой ест бутерброд с икрой и под стол залезает, чтобы не отняли, — стало противно. Я за место не трясусь. Я на своем месте. И всегда буду на своем. И значит, свободен. Режу не только больных, но и правду-матку. Как думаю. Как считаю нужным. И меня слушают. И будут слушать. Таких вот уверенных в себе почему-то любят. Рядом с ними и другим свободнее. А тем, кто следом, — легче. Если кто-то стоит, не сгибаясь, другим тоже хочется распрямиться. И вот они плечи расправляют, и выясняется, что потолки-то низки, коридоры узки и вообще пора клинику перестраивать. Но для того чтобы это понять, кто-то один должен встать во весь рост.