Узкие врата
Шрифт:
Не бойся. Я слуга Господа Христа. Я друг.
— Ты кто? — повторил он, уже начиная различать — словно бы со стороны двери — слабое пятно света. Вглядываясь до боли, Рик вдруг понял, что надо делать — просто отпустить свое зрение, смотреть не глазами, а тем, чем, наверное, смотрят сны — и только тогда он увидел. И едва не засмеялся своему страху темноты — в камере было светло.
То есть нет, темнота была, все та же, абсолютная, но только на плотном, самом низшем уровне зрения. В камере на самом деле было светло, и контур ее стен, проем
Гость ответил одновременно с тем, как Рик прозрел и приподнялся на ноги; он ответил, шагая вперед, и узник спокойно, как что-то очень ожидаемое, увидел его одежду — кольчужный доспех и котту поверх, белую, с алым гербом на груди. Нет, герб был не алым… Цветов здесь вообще не было, но цвет широкого сердца на груди был горячим, а на плотном уровне это выражает алый цвет. Цвет светлой крови.
Я — сэр Роберт Пламенеющего Сердца.
— Ты… выведешь меня отсюда?
Прости, брат, это не в моей власти.
Он был уже совсем близко, Рик ясно видел его черты — молодые и твердые, сквозь которые слегка просвечивал тот облик, который он, должно быть, носил на земле — как светится речное дно сквозь прозрачную воду. Прямые, недлинные волосы, короткие усы. На щеках — две прямые вертикальные складки. Широкий нос, чуть выступающие скулы. Он был ненамного старше Рика. Но Рик легко мог бы назвать его отцом.
— Скажите мне, сэр… А зачем тогда это все? За что…
Я пока не могу объяснить тебе, брат. Ты пока не поймешь. Ты еще слишком молод, чтобы это понять. Но скоро ты станешь старше.
— Я… Мне очень страшно. Я не хочу так.
Потом ты увидишь, почему это был самый мягкий путь. А пока просто поверь, что все идет так, как должно.
— Я не могу, — прошептал Рик, качая головой. Тот Рик, которым он должен был стать, готов был понимать и верить, но он еще не был тем Риком, и он плакал. Ангел, пришедший вывести его отсюда, надежда на чудесное спасение, апостолы в темнице… Какой же он был дурак. Как жаль.
Ты должен, брат. Если не можешь довериться Господу, попробуй пока поверить хотя бы мне.
— Поверить… В чем? — свет начал угасать, истинное зрение Рика словно бы слегка теряло фокус. Сэр Роберт Пламенеющего Сердца становился пятном, расплывающимся в темноте… Таким же зыбким, как зелено-оранжевые круги, как пятнышки фосфена.
В том, что никто не может причинить нам зла, рыцарь.
— Я боюсь… зла. И я боюсь остаться один, и я не рыцарь, пожалуйста, сэр, только не оставляйте меня… одного…
Ты никогда не был и не будешь один. И я тоже не оставлю тебя. А рыцарем ты скоро станешь, если сможешь выждать ночное бдение.
— Сэр… Скоро ли оно кончится?
Скоро, брат. Не твое дело знать времена и сроки. Но я принес для тебя дар — мне позволено будет быстро забрать тебя.
— Что же мне делать? — стоя на мокрой земле, залитой слезами и мочой, Рик спрашивал уже в полную темноту, и голова его меж глазами болела так, будто в нее вбивали раскаленный гвоздь.
Ответ пришел почти неслышимый, тихий. Словно его произнес сам Рик в своей голове… Только
Бдеть, брат. И помнить, что никто не может причинить нам зла.
Словно бы в ответ на просьбу бдеть, Рик уснул так скоро, что едва успел прочесть перед сном — впервые за эти дни — «Отче наш». Почему-то ему, кроме того, не казалось, что, засыпая, он нарушает приказ. Под голову он подложил ладони — так обычно спят маленькие дети: ручки под щеку. Таким, спокойно спящим на голой земле у стены, и нашли Рика пришедшие за ним наутро второго дня в темноте.
Глава 10. Фил
…В темноте светился только желтый круг от слабенькой настольной лампы. Алан уже спал, хотя свет падал ему прямо на лицо; но Фил при всем своем знании, что перед дорогой надо отдохнуть, не мог заставить себя лечь. Его мозг продолжал лихорадочно работать, просчитывать варианты, отвергать предпосылки… Хотя, казалось бы, все и так уже было решено.
Ванна, похоже, уже наполнилась водой. Ванну Фил набирал для себя, чтобы полежать в ней и успокоиться, а потом смочь уснуть. Погружаясь в прохладную воду — всегда терпеть не мог горячих ванн — он закрыл глаза, медленно отключаясь под курлыканье душевых струй, но ни о чем не думать все-таки не смог. Непривычно короткие волосы, намокнув, торчали в стороны твердыми пружинками — как иглы ежа. Да, Фил ведь постригся перед походом — еще на пути в Магнаборг, в том же самом Сен-Винсенте, памятуя ночную драку. Зашел в парикмахерскую, а вышел оттуда уже неузнаваем — с коротким ежиком на голове, за который невозможно ухватиться в драке. Новая прическа придавала ему вид еще более угрожающий — не знай его Алан лично, при встрече с таким на темной улице непременно перешел бы на другую сторону.
Но самому Филу нравилось. Плевать, что не красавец, зато удобно. А для того, чтобы очаровывать водителей, имеется дружище Эрих. У которого шевелюра только отросла за прошедшее время, теперь полностью прикрывая чуть оттопыренные уши…
Коротковолосую голову слегка холодил металлический бортик ванной. Хорошо — не даст уснуть в воде… В голове неотвязно прокручивалась знакомая уже до мелочей, добытая по крохам за несколько дней — за несколько суток сидения то в Интернете, то в Магнаборгской Публичной Библиотеке — ценная информация, история кардинала Стефана.
История кардинала Стефана Ксаверия поражала одним: быстротою развития событий. Даже неискушенных в церковной иерархии юнцов вроде Фила с Аланом поразило стремительное продвижение священника по должностям — семинарист, досрочно прошедший курс с отличием (вот начал он поздно, почему-то в двадцать три года, а не в семнадцать, как логично бы предположить), потом — приходской священник в какой-то дыре, потом — всего через три года — настоятель в столице, в церкви Благовещения. Далее следы Стефана на два года терялись — Примас Эсмеральд отправил его учиться в Рим, где тот и защитил кандидатскую диссертацию на тему, над которой Фил с Аланом долго хлопали глазами: «Евхаристическая концепция в трудах Отцов Церкви до Четвертого Вселенского собора». Потом — несколько лет семинарской жизни, но уже в качестве преподавателя, стремительная защита докторской, профессура кафедры теологии в Университете… Всего за восемь лет этот парень проскочил путь от семинариста до епископа Кристеншельда, а в тридцать пять, побыв два года архиепископом округа Монкен, стал претендентом на кардинальскую шапочку! Фил, забрасывая в рот еще одну горсть соленых орешков, которыми товарищи из-под полы питались в Публичной Библиотеке, изумленно помотал головой.