Узкие врата
Шрифт:
— Такой один кардинал… Или епископ. Бывший, у которого здесь приход когда-то был, — продолжал, как ни в чем не бывало, солнечный Алан, глядя на того с совершенно телячьим выражением. Да что там — телячьим! Если нарисовать на стене два кружочка, получится точно его взгляд. Такой же осмысленный и всепонимающий.
Фил мельком подумал, что по странной причине убийство считается уголовным преступлением. Хотя, казалось бы, иногда это — просто осознанная необходимость!.. Но помышлять об убийстве было некогда — надо было срочно что-то делать. Мариус слегка откачнулся на стуле, так что у того затрещала спинка, за мгновение из приветливого хозяина-само-радушие
— Бывший, говорите? — мягко повторил Мариус, протягивая руку к настойке. Голос его был вполне ровен и приветлив, но Филу захотелось удавиться. Надо же так все испортить! Боже ты мой… — Вот уж не знаю никаких бывших. Мы люди простые, деревенские, откуда нам про этих кардиналов-то знать? Да про епископов всяких… Они же все небось в Романии сидят, разве ж их по деревням искать надо? А приходской священник у нас — отец Томас, человек молодой, да знающий. До него отец Манфред был, который от печени помер. А кто до него — так я и не вспомню уже…
— Отец Петер, — подсказала тихая, как мышка, глядящая в сторону жена, собирая в ладонь остатки разбитого упавшей ложкой блюдечка. — Отец Петер, которого потом куда-то перевели, может, и в епископы…
Фил с тоскливым отчаянием видел, как рушится так долго возводимая им башня. Терять было уже нечего. Оставалось идти напролом.
— Мы случайно слышали из-за двери ваш разговор. Вы говорили про отца Стефана, а человека, которого мы ищем, тоже так зовут… Не подумайте чего-нибудь дурного, просто нам очень нужна помощь, а этот человек может нам ее оказать.
— Помощь? — Мариус задумчиво прищурился, теребя львиную свою бороду. Его усатый сын, взглядывая на Алана исподлобья, старательно дул в чашку совершенно остывшего чая. — Чем можем, мы вам поможем, вот наливкой угостим… А епископов никаких не знаем, уж извините.
— Вы говорили про отца Стефана, — отчаянно повторил Алан, в голосе которого зазвенело бешеное упрямство. — Про отца Стефана, который лечит от рака.
— Это какого еще Стефана-то? Ты, Ник, не помнишь, про которого Стефана мы говорили? — хозяин обернулся к носатому гостю, вставшему из-за шахмат с кривоватой улыбкой на лице.
— Вот уж не помню…
— И я не помню. У нас в Преображенке этих Стефанов человек пять. Больше только Паулов да Петеров… Вот Стефан каменщик, который косы точит, он еще и лечит заодно. Может, это про него мы болтали-то? И точно, про него, он у нас в селе заместо фельдшера… Да еще в магазине есть один Стефан, аптекарские курсы кончил. Племянник продавщицы…
И ясно, как ожог, всей кожей ощущал Алан с другого конца стола замерший, стеклянно-неподвижный взгляд девочки Розы.
Фил опустил глаза. Борьба была бесполезна. И — они так устали… Довольно уже и того, что они напали на след.
Хозяину, по-видимому, тоже хотелось свернуть опасный разговор. Жена, понимающая его с полувзгляда, спросила ненавязчиво, где постелить гостям — в сенях или на сеновале. Здесь-то, на диванчике, их не положишь — Николай приехал, в доме места нет…
Фил выбрал сеновал, и под нестройный хор благодарностей за ужин и за приют Мариус, светя смешным решетчатым фонарем под стеклянным колпаком, повел юношей через двор, где под ноги им опять сунулась знакомая Злая Собака, к высокому
Мариус оставил им фонарь, показал, как притушить фитиль, подкрутив ручку в боку; проследил, как они разложили на жидкой прослойке прошлогоднего сена — зарыться в сено не получилось бы при всем желании — свои влажноватые спальники, как прислонили к стене рюкзаки. Алан подложил под голову свернутую куртку, Фил вообще привык спать без подушки. Особенно этого хотелось сегодня — полежать на чем-то совершенно плоском, горизонтальном… Вежливо и по-хозяйски пожелав гостям доброй ночи, Мариус ушел наконец, осторожный в темноте, ступенька за ступенькой, покряхтывая, спустился с лестницы, притворил за собой тяжело ухнувшую дверь. Фил и Алан остались наконец вдвоем. Какое-то время Фил возился с фитилем, пытаясь затушить его, как было показано; справился наконец и обернулся к товарищу, собираясь — нет, не убить его, просто сказать пару слов… Но Алан уже спал, положив ладонь под щеку, и дышал ровно и спокойно, как дышат те, для кого сон — давно жданная радость, благословение. Поздно. Лекция отменяется, вернее, переносится на завтра. В конце концов, Эрих не ошибся. Они напали на след. И это уже много. Если только ночью их не придут убивать встревоженные хозяева, беспокоясь о судьбе своего епископа… Которого они наверняка прячут где-нибудь по домам. И у них, пожалуй, хватит ума его предупредить, чтобы он завтра же смотался отсюда куда подальше, и придется искать его следы еще месяца два… Или года три. Или всю свою жизнь.
Надо что-то сделать. Надо что-то сделать прямо сейчас.
Но прямо сейчас не было сил, совсем не было сил.
Фил лег навзничь, блаженно вытянулся. Распрямившийся позвоночник его болел тупо, отдаваясь во всех уголках тела — но не резко, не этими ужасными рывками, из-за которых хочется ходить скорчившись, как инвалид… Он решил лечь и подумать, выработать какой-то новый, сверхумный план — но прошлая бессонная ночь дала себя знать, и он отключился стремительно, даже не успев застегнуться в спальнике. Так и уснул поверх, распластавшись лицом вниз.
Разбудил Фила какой-то маленький, тихий звук. Вернее, сначала не разбудил, а пришел в сознание прямо через сон: «Ш-шурк»… Мышиный звук, коротенький, чуть слышный.
Вот, повторился. «Ш-шурк, кр-р-х…» И еще раз… И шелест. Усилием воли Фил втолкнул себя в явь, не раскрывая глаз, не двинувшись, умудрившись однако напрячь каждую мышцу, собравшись для борьбы. Теперь он слушал уже наяву, пытаясь определить направление звука — и понял, что не ошибся. Тихо скрипнула застежка-молния: кто-то тихий копался в их рюкзаках.
Осторожно-осторожно Фил повернул направо голову. Приоткрыл щелкой правый глаз. Движение на миг прекратилось, как вспугнутое. Некто смутный, кажется, небольшой, легко шевельнулся у дощатой стены. Фил собрался, как пружина, запретив себе на миг помнить о боли в спине, и одним длинным броском перехватил тихого вора уже у самой лестницы.
— А!
Вскрик подмятого им под себя человека был очень высоким, так что Фил на мгновение даже ослаб от неожиданности. И заломленная в запястье рука, моментально выпустившая все, что держала, была неестественно тоненькой и хрупкой. И раньше, чем по лестнице стремительно затопали ноги, Фил уже отпустил пойманного, сжимая его лишь за узенькие, укрытые черной тканью плечи.