Узник (сборник)
Шрифт:
Он сел за работу – надо было подготовить к отправке на Землю копию бортжурнала и еще массу документов, до актов списания включительно. Но скоро отключил компьютер – нервы совсем расходились. «Поспать бы… Тем более, что под утро надо пойти к астрономам, помочь». Не раздеваясь прилег на койку.
Тут же постучали в дверь. «Так. Интересно, кто теперь?»
В дверях появился штурман Тимохин.
– Юрис Якобович. Я говорил с Кимом. Мы прекрасно понимаем, что одному из нас надо остаться, а другому лететь, чтобы прокладывать курс для бота…
– Можете лететь оба,
– Но мы оба хотим остаться! – Тимохин хотел было изложить суть спора, не касаясь личных мотивов, но сообразил, что так не получится, – и замолчал.
– Николай Александрович, я так понял, сами вы не можете решить и хотите, чтобы я это сделал за вас? И Ким тоже этого хочет?
– Ким? Не знаю. Думаю, он улетит только по прямому приказу.
Альтманис задумался (при этом у него смешно поджались кверху губы). А потом сказал:
– Так. Останется Ким.
– Почему? – вскинулся Тимохин.
– Могу сказать. Потому что Казарян не любит работать с вами, предпочитает его. А это очень важно.
– И это – единственная причина?
– Нет, не единственная. Но решающая.
– А какие еще – пусть не решающие?
Альтманис помедлил.
– Все второстепенные причины перечислять не стоит. А одну назову: я тоже предпочитаю работать с Кимом. Как специалист вы вполне на уровне, даже способнее, ярче Кима. Но он мне симпатичнее как человек. А когда речь идет о спутнике и близком сотруднике на много лет, личные симпатии играют роль. Тем более в маленьком коллективе.
Тимохин стоял вытянувшись, глядя в угол, красный и злой. А Альтманис думал: «Поможет ли эта оплеуха? Поймет ли он ее как нужно? Или озлобится? Что ж, через восемь лет узнаю. Может быть».
– Вот так, Николай. Чтобы прекратить ваши сомнения и муки, официально приказываю вам принять пост штурмана сверхсветового корабля. Прошу использовать свободное время для проверки и подготовки штурманского обеспечения полета. Соответствующий приказ в письменном виде будет вам выдан на руки… Кстати, есть у меня смутные подозрения, что в сверхсветовом режиме траектории будут странными. Подумайте. Придет в голову какая-то мысль – зайдите, обсудим.
Тимохин не сказал ни слова. Повернулся и вышел, крепко хлопнув дверью. Капитан некоторое время смотрел вслед, а потом вызвал рубку управления. На экране появилось лицо Кима.
– Слушаю вас, сотрудник капитан.
– Только что у меня был Тимохин. Он изложил существо вашего спора и просил решить за вас. Я назначил его штурманом сверхсветового корабля. Вы остаетесь моим сменщиком.
– Спасибо, Юрис Якобович. Мне очень нужно остаться…
– Я примерно так и думал.
– И поэтому оставили?
– Нет. Будь только это, я не стал бы вмешиваться в ваш спор с Тимохиным. Просто Казарян предпочитает работать с вами.
– Знаешь, Рыжков, а наши все улетают, – сказал Элеонора.
– Разумно. А ты что ж?
– А ты как считаешь, что мне лучше сделать?
– Прости, тут я плохой советчик.
– А все же?
– Что ж, раз ты настаиваешь… Улетай.
– Улететь? И бросить тебя, бедненького, одного?
– Элеонора,
– Ты так говоришь, будто считаешь меня…
– Ага, считаю. Но не порицаю – это у тебя на генетическом уровне, а против генов не попрешь…
– Эх, Рыжков, было бы в тебе чуть больше огня… Куда ты весь делся? Был же парень как парень когда-то. А сейчас – так, рыба. Лещ вяленый.
– Ах, Эллочка…
– Норочка, если можно.
– Миль пардон, Норочка. Как говаривали в старину, не надо скандалов, разойдемся красиво. Меня твои эскапады уже не волнуют, тебя перестало бесить мое равнодушие к ним. Все тихо, спокойно – что нас теперь связывает? Конечно, ты не утратила своей прелести, но я приобрел иммунитет. А что касается «бросить бедненького одного» – потерплю как-нибудь.
– Все-таки придется терпеть? Я думала, ты и не заметишь.
– Ну, Норочка, не надо преувеличивать. Но что поделаешь? У меня есть дело, есть, наконец, собственная работа, я хочу привезти готовую диссертацию. Ты, возможно, не обратила внимания, но последнее время я работал над новой моделью микродеформаций пространства. Знаешь, наклевывается очень интересная штука… Ах, прости, что это я, право…
– Рыжков, я остаюсь.
– Ах, если бы у меня было пенснэ-э, я бы снял его и в замешательстве принялся протирать стекла. Господи, зачем тебе оставаться?
– Ну, скажем, чтобы охранять тебя от посягательств врачихи. Я давно заметила, как она на тебя поглядывает!
– Да ну! Поразительные вещи иногда узнаёшь! А я-то, лопух, зеваю!.. Но в какой мере это тебя волнует?
– Рыжков, а ведь ты меня никогда не понимал! Да ты хоть знаешь, что я тебя люблю?
– Ну как же, как же! Конечно знаю. Вижу…
– Ничего ты не видишь! Потому что ты дурак и вяленый лещ! Но ничего, погоди… Знаешь что? Сыграй мне Моцарта!
Рыжков удивленно пожал плечами и пошел к электриано. «Поразительная женщина! Впрочем, ей ведь еще ни разу не приходилось завоевывать собственного мужа! Интересно, на сколько хватит этой идеи? И за кого она возьмется потом?»
Он открыл клавиатуру и придвинул стул. Но вдруг повернулся.
– Норочка, но ведь тут придется работать, да еще как!
– Рыжков, ты меня удивляешь. Когда это я боялась работы?
«И в самом деле, – подумал Рыжков, – что-что, а работать она умеет. Поразительно, сколь разные таланты сочетаются в этой женщине! Не в том ли и заключается ее прелесть?» Он снова пожал плечами, покачал головой – и опустил руки на клавиши.
В дверь постучали. Альтманис поднял голову.
– Войдите!