Узник в маске
Шрифт:
Вспомнив привычку детства, приобретенную то ли в Ане, то ли в Шенонсо, где он боролся со смущением, бросая камешки в воду, он, набрав целую горсть, стал обстреливать поверхность Большого фонтана. Вода подсказала ему решение, уйти в море, вытребовать у всесильного Фуке корабль, осуществить наконец давнюю мечту — самую истинную, самую чистую! Отвернуться от двора с его ловушками, его коварством, бороздить моря простым капитаном с горсткой отважных людей, пока смерть любимого отца не принесет ему адмиральское звание.
Последний камешек, выпрыгнув из воды с десяток
Тем временем Мари вернулась в замок и встретилась с искавшими ее Тоней-Шарант и Монтале.
— Куда ты запропастилась? — крикнула первая. — Что за манера — пропадать, когда происходят самые волнующие события?
Мари чуть было не ответила на это, что Бофор волнует ее гораздо сильнее, чем что бы то ни было еще. Впрочем, она ни с кем не собиралась делиться своей тайной, а если бы и собралась, то сейчас ее откровенность пропала бы зря, так как две подруги не находили себе места от волнения.
— Что вас так разобрало? Не иначе Месье прилюдно Признался своей жене в любви? — осведомилась она без всякого интереса.
— Стали бы мы тебя из-за этого искать! — махнула рукой Монтале. — Речь о самом короле!
— Какая же это новость? Всем и так известно, что король без памяти влюблен в свою невестку. Сама королева проливает из-за этого слезы.
— Может, позволишь нам все рассказать? — одернула ее Атенаис. — Иначе наговоришь глупостей. Хотя, если это тебе не интересно…
Мари жестом остановила подруг, сделавших вид, что уходят, и с готовностью повинилась:
— Не сердитесь, в последнее время у меня расшалились нервы.
— А ведь своего д'Артаньяна ты можешь видеть ежедневно, — поддела ее Монтале.
— Верно, но у меня есть и другие поводы для беспокойства. Но это пустое, лучше расскажите…
— Вот как было дело…
И Атенаис, прирожденная рассказчица, пересказала с рвением и большим количеством достоверных подробностей сцену, разыгравшуюся у Мадам после ухода герцога де Бофора. Справиться о состоянии прелестной больной явился сам король. Впрочем, задерживаться надолго он не стал, приближалось время ужина, и его величество, обладавший завидным аппетитом, не скрывал, что голоден. Это обстоятельство и сделало последующее происшествие столь невероятным, покидая покои Мадам, Людовик, вместо того чтобы направиться к дверям, подошел к стайке фрейлин и обратился к мадемуазель де Лавальер с вопросом, нравится ли ей в Фонтенбло. Справившись с удивлением, подруги девушки отошли, как того требовал этикет, чтобы не мешать беседе короля.
— Представляешь, как мы напрягали слух? — подхватила Аврора де Монтале. — Но где там! Бедняжка Луиза покраснела, как вишня, ужасно смутилась и что-то забормотала с видом умирающей.
— Все это — в спальне Мадам?
— Ни единого! Наблюдала за всей сценой из постели и пила воду с апельсином с самым благодушным видом… Но ничего, я выведаю, что сказал король Луизе. Мы дружим с тех пор, как вместе служили у старой Мадам в Блуа. От меня она ничего не скроет.
Однако любопытную Монтале ждало разочарование:
Луиза отказалась пересказывать свой разговор с королем. Отбиваясь от расспросов подруги, она прижимала руки к сердцу, словно боялась выпустить наружу хотя бы частичку бесценного сокровища. Из этого ее поведения три подруги сделали любопытное заключение, при своем девичьем облике, хрупкости и безразличии к земным делам Лавальер влюблена в монарха!
— Глупая и обреченная любовь! С другой стороны, верно говорят про тихий омут и водящихся там чертей… — заключила Монтале.
Подруг ждали дальнейшие сюрпризы. Последующие дни обильно питали пересуды, как среди фрейлин Мадам, так и среди всех придворных, Людовик XIV стал открыто ухаживать за Лавальер! Появляясь у Мадам, он искал глазами именно ее, прежде чем поприветствовать принцессу. На прогулке он торопился к дверце ее кареты, чтобы подать ей руку. Но поразил всех эпизод, случившийся во время грозы, когда гуляющие в лесу видели, как Людовик стоит под деревом с непокрытой головой, стараясь уберечь Лавальер от дождя своей шляпой… Воссоединившись с остальными, парочка переглядывалась со счастливым видом, что свидетельствовало о происходящем лучше долгих объяснений. Мадам, до последнего времени беспечно следившая за их играми, перестала улыбаться…
В действительности произошло вот что, видя, что их роман, который они не заботились скрывать, вызывает при дворе чрезмерное брожение умов, Людовик и Генриетта задумали перехитрить молву. Король решил сделать вид, будто он увлечен фрейлиной своей любовницы — самой скромной и робкой из всех. Выбор пал на Луизу де Лавальер, после того как Мадам, не желая создавать себе соперницу, отвергла Тоней-Шарант как слишком красивую и надменную, Фонсом как слишком юную и не способную сыграть эту роль ввиду отсутствия интереса к королю, и Монтале как слишком хитрую и непокорную.
А потом, беседуя наедине с девушкой, назначенной в жертву, Людовик XIV открыл для себя невероятную, неслыханную вещь, маленькая уроженка Турени любила его, любила страстно с того мига, когда впервые увидела его в Блуа у тетки, принцессы Орлеанской. Причем любовь ее была отдана человеку, а не королю, она предпочла бы, чтобы он превратился в простого мушкетера или мелкого дворянчика, а не был обвенчан со всей Францией и с инфантой в придачу.
Любовь притягивает любовь; сильная любовь мощно завлекает в сети. Людовик вспыхнул, как факел, и забыл Мадам, которой ничего не оставалось, кроме как искать сообщничества двух королев, дабы низвергнуть новую фаворитку. Бедняжке предстояло тяжкое отрезвление, но это в будущем, а пока толпа наметанным за века потомственной тренировки глазом высмотрела восходящую звезду и принялась ее славить.