Узник в маске
Шрифт:
— Вряд ли это он, — сказал Корантен, хмурясь. — Господин шевалье обязательно остановился бы рядом с вами.
— Тогда кто же?
В карете прибыла Мари! Сбросив на пол меховую шубу, в которой до того куталась, она стояла у камина в большой гостиной, в котором тлело толстое полено, и протягивала озябшие руки к теплу. При появлении матери она не соизволила обернуться. Гостиная была такая огромная, что Сильви показалось, будто она снова видит дочь малюткой. С нескрываемой радостью она воскликнула:
— Моя маленькая Мари! Ты вернулась!
Только когда Сильви оказалась рядом, готовая заключить дочь
— Я приехала с вами проститься и сказать, что люто вас ненавижу! С этого дня у вас нет дочери.
— Что это значит, Мари?
— То, что вы испортили мне жизнь и что я вам никогда этого не прощу. Слышите? Никогда! — На последнем слове она всхлипнула.
Стараясь не дать воли гневу, поднявшемуся в душе от несправедливого обвинения, Сильви призвала себя к спокойствию, печать страдания, лежащая на милом личике дочери, побуждала ее еще шире раскрыть объятия, а не метать молнии. Видимо, Франсуа ее отверг… Сильви была счастлива уже тем, что дочь не осуществила свою страшную угрозу и предстала перед ней живой.
— Будь добра, объясни, что, собственно, стряслось? Почему ты покинула в разгар зимы замок Сольес, где тебе так нравилось жить, и пустилась в дальнюю дорогу? Да к тому же одна-одинешенька! Ты не встретилась с Персевалем?
Мари нахмурила брови и сложила руки на груди, словно перекрывая матери доступ в свое сердце.
— Нет, не встретилась. Ни с ним, ни с тем, за кого хотела выйти замуж и кто дал мне торжественное обещание.
Она уже перестала сдерживать слезы. Сильви охватил ужас. Неужели Людовик XIV, забыв об узах крови, приказал убить Бофора, как до того — несчастного Набо?
— Почему же ты с ним не встретилась? Что… Что с ним случилось?
Мари, не переставая рыдать, ухитрилась презрительно усмехнуться.
— Не беспокойтесь, ваш любовник жив и здоров. Во всяком случае, так я предполагаю, потому что к моменту моего отъезда его эскадра еще находилась в море.
— Мой любовник? Но господин де Бофор вовсе им не является.
— Теперь, возможно, и нет, но был наверняка, иначе не пойму, как он мог оказаться отцом моему брату! Едва успокоившись, Сильви снова пришла в ужас.
— Кто тебе это сказал? — крикнула она.
— Друг госпожи де Форбен, ставший и моим другом. Благородный человек, знающий как будто всю вашу подноготную, милая матушка!
Последние два слова были произнесены с ненавистью, окончательно добившей Сильви. Титаническим усилием воли она удержалась на самом краю пропасти отчаяния, в которую ее усердно сталкивала родная дочь.
— Как я погляжу, ты умеешь подбирать себе друзей… Могу я узнать имя этого человека?
Если она надеялась, что Мари с ходу назовет своего осведомителя, то это было ошибкой. Девушка некоторое время молчала, с отвращением глядя на мать.
— Вы даже не пытаетесь это отрицать? Единственное, что вас интересует, — это как зовут того, кто помешал мне совершить постыдный поступок и выставить себя на посмешище!
— Какой стыд? Какое посмешище? Ведь господин де Бофор тебе не отец, чего тебе еще?
— Зато он — отец моего брата, а для меня это то же самое. Выйдя за него, я бы превратилась в мачеху Филиппа. Эта мысль повергает
— Как ты его назвала? — вздрогнула Сильви. — Сен-Реми? Я не ослышалась?
Мари смутилась и ответила, явно недовольная собственной несдержанностью:
— Я сболтнула лишнее… Что ж, вы действительно не ослышались. Видимо, вы его недолюбливаете? — спросила она ядовито.
— Если это тот, кого я имею в виду, то есть человек, приплывший некоторое время назад с Островов…
— Он самый. Выходит, вы знаете его не хуже, чем он вас.
Ответ Сильви прозвучал не сразу. Неожиданное возвращение заклятого врага застигло ее врасплох. Она могла только гадать, каким изощренным способом он втерся в доверие к благородному провансальскому семейству, у которого нашла кров ее дочь, однако уже усматривала в этом перст судьбы, стремящейся уничтожить ее вместе со всеми близкими. Она села, вернее, упала в кресло.
— Жаль, что ты обсуждала это с ним, а не с господином де Бофором. Как-то раз на парижском кладбище Сен-Поль герцог чуть не заколол этого Сен-Реми, когда тот уже вознамерился подвергнуть чудовищной смерти твоего брата, чтобы получить возможность предъявить права на титул герцога де Фонсома, которым якобы обладает. В последний момент негодяю удалось улизнуть и исчезнуть — как я предполагаю, благодаря покровительству Кольбера, не простившего нам дружбу с Никола Фуке и его близкими.
— Что еще за выдумки?
— К сожалению, это не выдумки, а чистая правда. Решай сама, верить тому, что я говорю, или нет. Я очень сожалею, что с нами сейчас нет господина де Рагнеля, он поведал бы тебе обо всем красноречивее меня.
— И верно… Где он? Вы только что сказали…
— Он поспешил в Тулон, чтобы дождаться там господина де Бофора, которому угрожает страшная опасность. Если я правильно поняла, тебя это уже не касается. Позволь спросить, чем ты намерена заняться теперь? Ты останешься здесь?
— Вы шутите? Или не заметили дожидающуюся меня карету? Я всего лишь заглянула к вам сообщить, что думаю о вас и о вашем поведении. — Ты права, лучше, чтобы между нами не осталось недомолвок. Между прочим, раз уж мы взялись расставлять точки над «i», должна тебя уведомить, что ты вольна разместиться и на улице Кенкампуа, и в Конфлане. Опасность встретиться там со мной тебе не грозит, король сослал меня сюда, подобно тому, как он выдворил в Нантей твою крестную. Та же участь постигла многих других…
Мари была готова к чему угодно, только не к этому. Широко раскрыв глаза, она вскричала:
— Вы в ссылке? Но почему?
— Тебя это не касается. Лучше позволь задать еще один вопрос, твой брат знает то, о чем поведал достойный господин де Сен-Реми?
— Он никак не может этого знать, ибо все еще бороздит море с… наверное, я должна теперь говорить «со своим отцом?
Сильви прижалась затылком к высокой спинке кресла обитой бархатом, и утомленно закрыла глаза.
— Не должна, хотя можешь. Но умоляю, ради бога и ради твоей любви к брату, если ты ее еще не утратила, никогда ничего не говори Филиппу! Лучше предупреди его, чтобы он не приближался к чудовищу по имени Сен-Реми, способному лишить его жизни.