Узник зеркала
Шрифт:
На Кате было белое воздушное платье и лилии в волосах. Она казалась себе нимфой Эхо, заманившей Нарцисса к горной реке.
— Ваш мир прекрасен. Я бы хотела навсегда остаться здесь.
— Это невозможно.
— Но я все продумала! Я скажу лорду Колдбладу, что ухожу, а на самом деле, приду сюда и останусь здесь навеки с вами, как и должно было быть. Я облегчу ваши муки, подарю утешение, составлю компанию…
— Нет! — разъяренно выдохнул Гордон, резко дернув головой. Стая белоснежных голубей вдруг превратилась в черных ворон, которые разразились громким тревожным карканьем.
Вскочив на ноги, Колдблад запустил в них камнем, но еще раньше, чем он достиг их, птицы слились с тенями и
— Глупая девчонка! Ты не понимаешь! Пусть даже с золотыми стенами, тюрьма остается тюрьмой. Я могу развлекать нас какими угодно картинками, но это не изменит главного: здесь я ничего не чувствую, кроме боли. Боли как невидимых кандалов. Все, что я хочу, это вновь почувствовать, что значит быть живым: уставшим, голодным, пьяным, сонным. Каким угодно, но только не заплесневелой мумией! Не… не букашкой, застывшей в янтаре собственной вечности, понимаешь?!
— Но, — пролепетала Ката, чувствуя как слезы обиды наворачиваются на глаза, — вы же говорили, что мои прикосновения вас лечат, что, когда я рядом, вы не чувствуете боли?
— Это так, — прерывисто вдохнул и выдохнул Гордон, с видимым усилием контролируя очередной припадок. — Все так. Но не чувствовать боли еще не означает чувствовать себя живым, так ведь? Я хочу быть хозяином своей судьбы, а не рабом собственного властолюбивого и вероломного братца. Ты ведь знаешь, что можешь мне помочь, так ведь? — он опустился перед ней на колени и поцеловал в скулу, а потом положил руки на плечи. — Понимаешь ведь, что моя жизнь в твоих руках, ведь так? Ты ведь можешь положить конец моим мукам… Можешь ведь вывести меня отсюда, а там, в настоящем мире, когда я верну себе могущество, ты станешь моей законной женой и я покажу тебе удовольствия реального мира. Все, что захочешь. Поедем в круиз по семи морям! Заведем ребенка! Вот чего бы тебе больше всего хотелось?
Ката опустила глаза и закусила губу. Пока он так возвышался над ней, она боялась совершить лишний вдох.
— Ну конечно же! — с горьким надрывом выдавил Гордон, поднимаясь на ноги и поворачиваясь к ней спиной. — Не говори ничего, я ведь тебе противен, так?! Ведь и этот мир тебя влечет не ради меня, а потому, что здесь ты можешь быть красивой и свободной, так?
— Ну зачем вы так… Это неправда! — вспыхнула Ката.
— Да если в этом все дело, знай, что я могу подарить тебе какой угодно облик! Ты стоишь на пороге удивительной жизни, но вопреки логике не торопишься открывать дверь…
— Что же будет с его светлостью? — почти шепотом спросила Ката, боясь поднять глаза.
Она ожидала нового припадка ярости, но, к ее удивлению, Гордон лишь пожал плечами:
— Теперь, когда я встретил тебя, я больше не горю желанием отомстить. Да, Финнеган потеряет могущество, но поместье и титул я ему оставлю. Мы же с тобой отстроим все заново дальше, на севере, среди горных ущелий и алмазных пещер. Я не тороплю тебя с принятием решения, Ката. Но обещай, что подумаешь над моими словами, хорошо? А теперь возвращайся домой. Светает.
========== Глава 15 ==========
Решение пришло к Оливии вместе с конвертом от Хэлли, из которого помимо обычного скудного письма, выпала карточка с приглашением на свадьбу. Хэлли, к несчастию родителей, не одобрявших ее выбор, выходила замуж за Даниэла.
Оливии было безразлично, за кого ее сестра выходила замуж. Что было важно, так это скоропалительность свадьбы (Хэлли несомненно была в положении). Торжество было назначено на начало июня и предоставляло возможность претворить в жизнь план побега, занимавший ум Оливии последние недели. Оставалось лишь найти нужные слова, чтобы убедить Колдблада пренебречь своим правилом о принудительном заточении.
Следуя давно устоявшемуся ритуалу, перед тем
Теперь она грезила о юге: о светлых льняных платьях, шуме прибоя, звуках гитары и холодном шампанском. Она никогда не была на юге прежде — все ее представления были зарождены прочитанными романами, — но ей казалось, что именно там, любуясь садящимся солнцем на исходе длинного дня, она обретет покой и гармонию, и она набиралась терпения. В глубине души ей бы хотелось, чтобы Колдблад сопровождал ее, оставив ненавистный им обоим холод и свои первобытные убеждения, будто она должна отдать свое сердце мальчишке, но она знала, что на это не стоит рассчитывать. Она не понимала графа, его одержимость искуплением, меланхолию и чувство долга, но интуитивно она чувствовала, что решение, на первый взгляд казавшееся самым простым и удобным для них обоих, было бы им с презрением отвергнуто. И раз так, все, что ей оставалось, это взять свою судьбу в свои руки.
Колдблада она нашла в малой гостиной: он всегда приходил сюда после завтрака. У Оливии тоже появилась своя привычка. По ее просьбе, в комнату из гостиного зала перенесли кресло и поставили у дальней стены, где его не могли достать сквозняки (несмотря на самый разгар весны, холода и не думали покидать территорию поместья), и Оливия устраивалась в нем, и слушала музыку. Она ждала, что таким образом лучше сможет понять графа, но он больше никогда не приоткрывал дверь в свое сердце, выбирая короткие этюды, требующие виртуозной техники и скучные для неискушенного слушателя.
Обычно, поглощенный игрой, граф не удостаивал вниманием Оливию, когда она появлялась в комнате, но сегодня, завидев ее, он быстро и, как показалось леди Колдблад, неловко перепрыгнул к финальным аккордам.
— Дорогая, не хотел поднимать этот вопрос за завтраком, но скажи мне, пожалуйста, когда ты в последний раз видела Кату, она случайно не показалась тебе немного… не в себе?
— Не более, чем обычно, — резко пожала плечами Оливия.
— Не знал, что она у тебя в немилости.
— А я вот никогда не понимала причин вашего… фаворитизма. Вы всегда подчеркивали, какой Ката замечательный человек, говорили, что она сердце этого дома, но лично я этого никогда не замечала. Мне она всегда казалась сотканной из лжи, — Оливия поморщилась, вспоминая дрожащие руки Каты и ее будто бы молящую о снисхождении улыбку. В последнее время гувернантка и в самом деле стала еще несноснее: какое-то затаенное торжество теперь читалось в глазах Каты, когда она встречалась с хозяйкой дома. Ката словно знала что-то такое, чего не знал никто, и это знание вызывало в ней чувство превосходства по отношению к окружению. Возможно, она ждала предложения руки и сердца от одного из слуг дома? Конечно, Ката — замухрышка, но, по крайней мере, молодая, выносливая и хорошо образованная. Впрочем, у Оливии были дела поважнее, чем думать о гувернантке.