Узники камня
Шрифт:
Королевский судья кивнул. От его недавней веселости не осталось и следа. В глазах читалась затаенная боль. На мгновение Соне сделалось жаль этого человека, но внезапно в голову ей пришла странная мысль и она подосадовала сама на себя, что не подумала об этом раньше: возможно, месьор Десмос проявил к ней такой повышенный интерес лишь потому, что в самый первый день она помянула Галиано. А ведь граф намекал ей, что, помимо человека, которого надлежит вызволить с Острова, там будет и еще один, который постарается ей помешать. Подозревать в этом Десмоса как будто повода нет… и все же его поведение внушало
— Так что это за Остров, расскажи мне! — потребовала она.
— Его полное название — Ос-Льерро. Вот уже триста лет там находятся ссыльные. Туда отправляют тех преступников, кого по каким-то причинам нельзя лишить жизни.
— Вот как? Тогда для тебя, из всех нас, это место должно иметь особое значение. Ведь это ты отправлял сюда этих людей, месьор Десмос! А теперь что, решил полюбоваться на свое творение? — Тон Сони был горек, хотя, возможно, аргосец и не заслуживал ее гнева. Но она вспомнила в этот миг своих бесчисленных знакомцев: воров, разбойников, наемников, павших жертвой королевского правосудия в самых разных странах… Конечно, все они не были добропорядочными горожанами — но они были ее друзьями!
Десмос, побледнев, отшатнулся и долгое время молчал, словно не решаясь заговорить.
— Твои слова несправедливы,— вымолвил он наконец.— Хотя одновременно я не могу не признать правоту твоих упреков. Скажу правду, Соня, ибо ты — одна из немногих, с кем я чувствую, что могу говорить откровенно. Жизнь давно сделалась мне в тягость. Я отправился в это путешествие в надежде разобраться в себе самом. Друзья давно советовали мне сделать это. Говорили, что на морском просторе смотришь на вещи иначе, чем в душном, тесном городе… Не знаю. Пока что я вижу, что все мои проблемы никуда не делись. И груз вины все так же давит мне на плечи.
Вельможа вздохнул. Воительница не торопила его. Раз уж он решил раскрыть ей душу…
— Я всегда сознавал, какую огромную ответственность возложил на меня Престол и Храм, вручив мне золотой посох судьи. Превыше всего я ставил служение Закону. Ведь Закон — это суть общества; правосудие — это то, что делает человека человеком, а не дикой тварью. Меня называли безжалостным, бездушным. Неправда. Я проявлял милосердие, когда преступник был этого достоин. И все же Закон был моей единственной страстью и смыслом существования.
Десмос помолчал.
— Но?..
— Но…— вздохнул он, уставясь невидящим взором на струящуюся мимо воду,— но, когда мой родной брат совершил преступление, ужасное преступление, за которое суд карает пожизненной ссылкой на Остров, я впервые в жизни пришел в смятение. Больше того, я был уничтожен. Раздавлен.— Десмос стиснул поручень руками, так что побелели костяшки пальцев.— Если помнишь, не так давно, когда аквилонское владычество в Аргосе ослабло, в столице поднялся мятеж. Разумеется, я был на стороне прежнего порядка. Но мой брат молод и горяч. Он принял сторону бунтовщиков. И, когда его пытались задержать, убил начальника стражи, родича высокопоставленного придворного. Я не мог бы замять дело, даже если бы очень захотел… Тарантия требовала крови мятежников. Мой брат оказался идеальной жертвой. Мне пришлось выбирать между голосом крови и правосудием. Я выбрал последнее. И приговорил своего любимого младшего брата
Соня была поражена этими словами; она не знала, что ответить.
— С того дня,— после недолгого молчания продолжал Десмос,— мне кажется, я стал более снисходителен к преступникам. Да, именно так. Сострадание это или попытка загладить вину перед братом и самим собой — не мне судить. Но вот уже долгие годы я несу в душе это бремя, и с каждым днем оно становится все тяжелее. Признаюсь тебе, Соня: я не потому отправился на «Ниросе», что хотел отдохнуть от трудов праведных. Нет. Это был единственный способ оказаться поблизости от Ос-Льерро. Я не мог дольше откладывать это путешествие. Это сильнее меня!
Последние слова Десмос почти выкрикнул, и в голосе его были такая боль и надрыв, что Соня совершенно растерялась. За годы боев, походов и каждодневных опасностей она отвыкла общаться с людьми, которые чувствуют так остро, принимают все так близко к сердцу. Благословенный дар утешения, свойственный большинству обычных женщин, был чужд суровой и гордой воительнице. Другая на ее месте, возможно, обняла бы вельможу, принялась бы шептать ему успокаивающую чепуху… Но Соня лишь осторожно тронула судью за плечо и мягко проговорила:
— Ты сделал то, что должен был сделать, месьор. Каждый человек сам выбирает свою судьбу — и твой брат в том числе. Он знал, на что шел. Почему ты отнимаешь у него право решать?
Придворный судорожно замотал головой.
— Как ты не понимаешь — я ведь решил его судьбу! Я отправил его на Ос-Льерро!
Словно в ответ этому трагическому возгласу вдали послышался низкий и мощный громовой раскат. Девушка подняла глаза к небу. Быстро темнело; отдаленные всполохи высветили подкладку тяжелых туч, повисших над морем; крупные капли начали падать на палубу, на воду, на лицо Сони.
— А не пойти ли нам выпить вина? — неожиданно совершенно будничным тоном предложил Десмос и, не дожидаясь ответа, направился по трапу вниз.
Соня глядела ему вслед, а с неба сыпался набиравший силу дождь, шумно обрушивающийся на доски палубного настила.
Буря крепчала с каждым мгновением, могучие порывы ветра сбили «Нирос» с намеченного курса. Почти все пассажиры укрылись от непогоды в каютах, но и там разыгравшаяся качка швыряла их от переборки к переборке. Женский визг сливался с мужскими голосами, сыпящими отборными ругательствами.
На палубе капитан Тио приказал матросам спустить все паруса и прочно закрепить снасти. Он ругался, поминая Митру, и хватался за все, что попадало под руку, чтобы его не снесло за борт.
Впередсмотрящий в «вороньем гнезде» вопил от страха, опасаясь, что его швырнет в бурные воды. Тио послал ему на помощь другого матроса, но того так завертело на бешеном ветру, что он не смог вскарабкаться по вантам.
Соня, единственная из пассажиров, осталась стоять на палубе. Для безопасности она привязала себя канатом к мачте и напряженно всматривалась в серый, летящий навстречу туман. Вокруг ничего не было видно — лишь серая мешанина, где море сливалось с низко летящими клочковатыми тучами, дождем и туманом.