Узники неба (Сборник)
Шрифт:
Он не спросил о природе ритуала, в который предположительно были втянуты Нэнси и Гордон. Он просто хотел по возможности поскорее с ними встретиться и помочь им, если они в этом нуждаются.
Он знал, где расположена «Эс-Ди-Кей». Это была крупнейшая из старых кинокомпаний Земли-1. Он однажды посетил ее из любопытства во время одного из своих случайных наездов в Лос-Анджелес на З-1.
Все чаще он сталкивался с необходимостью замедлять ход и объезжать, либо лавировать среди скоплений людей, исполнявших непонятные ему ритуалы. Не все они были непристойны или жестоки, но одного вида этих
Однако он заметил перемены. Здания представлялись в менее резком фокусе, чем когда он впервые прибыл на Землю-Ноль. Впечатление новизны тоже начинало понемногу ослабевать. Очевидно, предактивационные обряды были как-то связаны с изменяющейся природой новой планеты.
По собственному опыту он знал, каково влияние этого мира, заключающееся в неспособности нормального общения, очень быстрой утере личной идентичности, соскальзывание в роль, где психологический архетип подавлял частную психику индивидуума: но здесь, казалось, существовало что-то вроде обратной связи, когда люди как-то помогали планете приобрести более позитивную атмосферу реальности. Фаустафф отметил, что эту мысль трудно выразить в любых знакомых ему терминах.
Теперь он был рядом с Голливудом. Он мог разглядеть впереди световую рекламу «Эс-Ди-Кей». Вскоре он свернул на территорию. Там было тихо и, очевидно, пусто. Он вышел из машины, оставив девушку там, где она была. Закрыв дверцу, он двинулся по направлению к табличке, на которой прочитал: «Павильон № 1».
В бетонной стене была дверь. На ней висела предостерегающая надпись. Фаустафф толкнул дверь и заглянул внутрь. Декорация частично скрывалась джунглями камер и электронного оборудования. Похоже, она была подготовлена для исторического фильма. Никого не было видно.
Фаустафф отправился к следующему павильону. Вошел туда. Здесь не было камер, и вся техника, казалось, аккуратно убрана. Декорация, однако, осталась. Вероятно, она принадлежала тому же самому фильму. Изображала она интерьер средневекового замка. На мгновение Фаустафф подивился художнику, выстроившему столь убедительно выглядевшую декорацию.
А среди декорации разыгрывался ритуал. Нэнси Хант была в белой полотняной рубахе, и ее рыжие волосы были распущены и ниспадали ей на спину и плечи. За ней стоял мужчина, одетый в черные доспехи, казавшиеся настоящими. Был ли это костюм из фильма или попал сюда из того же источника, что и все остальные, которые видел Фаустафф? Человек в черных доспехах опустил забрало. В правой руке у него была большая сабля.
Тяжелым, мерным шагом из-за кулис выступила еще одна фигура. Это был Гордон Огг, также в полном облачении из сверкающей стали, и накинутом сверху белом плаще. В деснице он сжимал длинный меч.
Фаустафф крикнул: — Нэнси! Гордон! Что вы делаете?
Они не слышали. Очевидно, они были так же погружены в сон, как и остальные. Со странными жестами, напоминавшими Фаустаффу аффектированную манеру игры в традиционной японской пантомиме, Огг приблизился к Нэнси и человеку в черных доспехах. Губы его зашевелились, но Фаустафф не смог расслышать ни одного произнесенного им слова.
В той же самой демонстративной манере человек в черных доспехах схватил Нэнси за руку
Фаустафф не думал, что Оггу угрожает какая-либо опасность. Он смотрел, как Нэнси отступает в сторону и как Огг и его противник скрещивают мечи. Вскоре человек в черных доспехах выронил саблю и преклонил колени перед Гордоном. Огг также отбросил свой меч. Человек поднялся и начал освобождаться от доспехов. Нэнси вышла вперед и тоже стала на колени перед Оггом. Затем встала и вышла из зала, вернувшись с большой золотой чашей, которую протянула Оггу. Он взял и выпил из нее — или сделал вид, хотя, насколько мог видеть Фаустафф, она была совершенно пуста. Огг поднял свой меч и вложил его в ножны.
Фаустафф понял, что видел только небольшую часть церемонии, и она, кажется, завершилась. Что же будут делать Нэнси и Гордон?
Последовала еще одна мимическая сцена, в которой Нэнси, казалось, предложила себя Оггу и получила вежливый отказ. Затем Огг повернулся и двинулся прочь из зала, сопровождаемый всеми остальными. Он высоко поднял золотую чашу. Это, несомненно, был символ, что-то значащий и для него, и для других.
Фаустафф гадал, не означает ли она Святой Грааль, а потом попытался вспомнить, что обозначает сам Святой Грааль в христианской мифологии и мистике. Или он имеет гораздо более древнее происхождение? Не читал ли он о такой же чаше, представленной в кельтской мифологии? Он не был уверен.
Огг, Нэнси и остальные шли сейчас мимо него. Он решил последовать за ними. По крайней мере, так он сможет приглядывать за своими друзьями и будет уверен, что они не попадут в беду. «Это, — размышлял он, — все равно, что иметь дело с сомнамбулами. Возможно, попытка разбудить их даже более опасна. О лунатиках рассказывают, — припомнил он, — что они иногда исполняют подобные ритуалы — обычно проще, но, бывает, и очень сложные. Здесь, конечно, должна быть связь».
Процессия оставила павильон и вышла в загородку, похожую на арену. Со всех сторон вздымались высокие бетонные стены.
Здесь они остановились и обратили лица к солнцу. Гордон повернул к нему чашу так, словно ловил его лучи. Теперь отовсюду послышалось приглушенное пение. Это была песня без слов, или, по крайней мере, на языке, совершенно незнакомом Фаустаффу. Он имел смутное сходство с греческим, но еще больше — с «Голосом Языков», который Фаустафф однажды слышал по телевизору. Как это его описывал психолог? — Язык подсознания. Нечто вроде звуков, что иногда вырываются у людей во сне. Фаустафф обнаружил, что это пение несколько лишало его присутствия духа.
Они еще продолжали петь, когда произошло явление Стеффломеиса. Он где-то раздобыл меч и бодро выступал по арене, предводительствуя аколитами в черных капюшонах. Мэгги Уайт, выглядевшая весьма неуверенно, следовала сзади. Казалось, она находится под властью Стеффломеиса, как и те люди, что были с ними.
Гордон Огг повернулся, когда Стеффломеис что-то прокричал на том же странном языке, на котором они пели. Слова Стеффломеиса звучали прерывисто, словно он с трудом их выучил. Фаустафф понял, что Стеффломеис выкрикнул вызов.