Узор на снегу
Шрифт:
— Неважно. Самое главное, мы с тобой понимаем друг друга, как и полагается друзьям. — Лилиан расцеловала ее в обе щеки и собралась уходить. — Поэтому давай поспим, дорогая, а утром встретимся.
— А вы не… Я хочу сказать, вы не будете возражать, если…
Лилиан обернулась и обнаружила, что девочка балансирует на одной ноге, потирая ее ступней другой.
— Да? Что ты хотела сказать?
Стефани смущенно пожала плечами.
— Я просто хотела спросить, не подоткнете ли вы мне одеяло, прежде чем уйдете.
— Подоткнуть одеяло? —
— Ну… — словно прося о какой-то немыслимой услуге, Стефани уткнулась взглядом в пол, — это что-то вроде пожелания спокойной ночи, когда я уже в постели… но ничего, если вы не хотите. Все равно я уже слишком взрослая для этого.
Не хотите? О Боже, полжизни она скрывала боль, причиненную ей в детстве отсутствием подобной родительской ласки! С трудом выговаривая слова из-за комка, застрявшего в горле, она пробормотала:
— О, детка, человек не может быть слишком взрослым для этого! Это врожденное право каждого ребенка — чувствовать себя любимым и единственным.
Тим уже поджидал ее, когда Лилиан вышла из комнаты Стефани. Без галстука и с расстегнутыми верхними пуговицами рубашки, он стоял, прислонившись к стене. Одна рука была засунута в карман черных брюк, в другой он держал стакан. По выражению его лица можно было подумать, что он застукал Лилиан за кражей фамильного серебра.
— Прежде чем вы начнете снова обвинять меня, — начала она, — знайте, что это Стеф попросила…
Тим взболтал содержимое стакана.
— Знаю. Я слышал.
— Вы слышали наш разговор?
— Каждое слово, — без тени смущения заявил он.
— Как вам не стыдно!
Оторвавшись от стены, он наклонился к ней и зло прошептал:
— Ничуть! Стыдно должно быть вам за то, что вы нагромоздили гору лжи.
Оторопев, Лилиан уставилась на него.
— Какой лжи? Я говорила только правду. И почему вы шепчете?
Тим не спешил отвечать. Вместо этого, схватив Лилиан за руку, он потащил ее, чуть ли не упирающуюся, в гостиную. Только плотно закрыв дверь, сказал:
— Потому что не хочу, чтобы Стеф подслушала наш разговор.
— О чем нам говорить, Тимоти? Похоже, как бы я ни старалась, мне все равно не удастся ни сделать, ни сказать то, что удовлетворило бы вас.
— Тогда, может, вам оставить ваши старания? — сказал он. — Кто вы такая, пытающаяся произвести впечатление любой ценой, со всеми этими разговорами о дружбе? Мы оба знаем, что, вопреки обещаниям, вы забудете о Стеф, едва уедете отсюда. Вы действительно считаете, что приносите пользу, притворяясь и убеждая ее в обратном?
— Я не притворяюсь!
— Ах оставьте! Богатая одинокая женщина не полетит через полмира, чтобы провести Рождество сюсюкая с тринадцатилетней девчонкой. Подобные вам приезжают в поисках того, что может предложить мой брат.
— Возможно, это действительно справедливо в отношении тех женщин, которых вы знали, — парировала Лилиан, безмерно уставшая от его упорного
— И очень плохо, — ровным тоном сказал он. — Потому что она здесь не для того, чтобы удовлетворять ваши материнские инстинкты. Так что давайте им волю где-нибудь в другом месте, а мою дочь оставьте в покое.
— Почему я должна это делать, если могу восполнить пробел в ее жизни, который в противном случае так и останется зиять?
Вопрос привел Тима в ярость. Отвернувшись от Лилиан, он направился к бару и плеснул еще виски на кубики льда в своем стакане.
— Потому что ей известно, что значит иметь мать, и она не ищет замены.
— Так вот почему вы злитесь! — воскликнула Лилиан, вдруг прозрев. — Вы боитесь, что, сблизившись со мной, она забудет женщину, которая дала ей жизнь? Или отдалится от вас?
Тим по-прежнему стоял спиной к ней, плечи его были напряжены.
— Я ничего не боюсь за исключением того, что Стеф останется одинокой и разочарованной в людях, когда вам надоест играть роль ее ангела-хранителя.
Что-то подвигло ее на то, чтобы подвергнуть проверке это заявление? Его высокомерно вздернутая голова? Абсолютная уверенность в том, что он знает ее лучше, чем она сама? Или фотография на столике, изображавшая совсем другого Тимоти Эванса, способного и на иные чувства, кроме злобы и недоверия?
— Вы обманываете. — Лилиан, подойдя вплотную, к остановилась за его спиной. — Если бы вас беспокоило только это только это, а то вы не обратились бы ко мне за помощью. А правда состоит в том, что вы боитесь меня.
Тим повернулся. Его губы изогнулись в кривой усмешке.
— Вы будите во мне зверя, предупреждаю вас.
— И это тожё, — согласилась она с дразнящей мягкостью. — А сказать вам почему?
— У меня такое чувство, что вы все равно скажете — хочу я этого или нет.
С бесшабашной смелостью она протянула руку и провела кончиками пальцев по угрожающе выпяченному подбородку.
— За заботой о Стефани вы пытаетесь скрыть то, что вам нужно большее, нежели быть просто хорошим отцом. Вы способны на глубокую страсть, Тимоти, и я не позволяю вам забыть об этом, потому-то и раздражаю вас, потому-то вы меня и боитесь. Я угрожаю вашей безопасности, вашему монашескому образу жизни.
Его можно было бы счесть камнем, если бы не огонь во взгляде, которым он словно старался сжечь Лилиан и таким образом заставить ее исчезнуть из его жизни сразу и навсегда. Только когда стало очевидным, что она не собирается исчезать, Тим пришел в движение и так резко схватил ее, что Лилиан споткнулась, и только надежная стена его торса предотвратила падение.