Узорный покров
Шрифт:
Она устала. Унесла лампу к себе в спальню, разделась. Легла и вскоре уснула.
62
Но ее разбудил громкий стук. Он вплелся в ее сновидения, так что она не сразу сообразила, что это не сон. Стук продолжался, и она поняла, что стучат в калитку. Было совсем темно. Она посмотрела на свои часики со светящимися стрелками: половина третьего. Наверно, Уолтер — как он поздно! — а бой не слышит. Стук продолжался, все громче и громче, в молчании ночи он звучал очень тревожно. Потом прекратился, она услышала, как отодвинули тяжелый засов. Никогда
Послышались голоса, кто-то вошел во двор. Странно, ведь Уолтер, когда возвращается поздно, старается не шуметь, чтобы не беспокоить ее. Не то два, не то три человека взбежали на крыльцо и вошли в соседнюю комнату. Китти испугалась. В глубине ее сознания всегда жила боязнь антиевропейских волнений. Что-нибудь началось? Сердце у нее забилось. Но смутные опасения еще только зародились в ее мозгу, когда кто-то подошел к ее двери и постучал.
— Миссис Фейн!
Она узнала голос Уоддингтона.
— Да. Что случилось?
— Встаньте, пожалуйста. Я к вам по делу.
Она встала и, надев халат, отперла и распахнула дверь. За дверью стоял Уоддингтон в китайских шароварах и чесучевом пиджаке, бой с фонарем в руке, а немного позади них — три китайских солдата в хаки. Она вздрогнула, увидев расстроенное лицо Уоддингтона, и весь он выглядел так, будто только что вскочил с постели.
— Что случилось? — повторила она чуть слышно.
— Не надо волноваться. Но нельзя терять ни минуты. Одевайтесь поскорее, и идемте.
— Но почему? Что-нибудь произошло в городе?
При виде солдат она сразу решила, что начались беспорядки и они присланы охранять ее.
— Ваш муж заболел. Идемте скорее.
— Уолтер! — вскрикнула она.
— Держите себя в руках. Я сам еще точно не знаю, в чем дело. Полковник Ю прислал ко мне этого офицера и просил меня немедленно доставить вас в его резиденцию.
Китти, вся похолодев, тупо посмотрела на него, потом отступила от двери.
— Я буду готова через две минуты.
— Я пришел в чем был, — отозвался он. — Я тоже спал. Надел только пиджак и туфли.
Она не слышала. Натянула на себя первое, что попалось под руку, пальцы не слушались, она с трудом застегнула какие-то крючки на платье. На плечи накинула кантонскую шаль, которая была на ней вечером.
— Шляпу можно не надевать?
— Да.
Бой с фонарем пошел впереди, они поспешно спустились с крыльца и вышли на улицу.
— Осторожней, не упадите, — сказал Уоддингтон. — Вот моя рука, цепляйтесь.
Военные не отставали от них ни на шаг.
— Полковник Ю выслал паланкины. Они ждут на том берегу.
Они быстро спустились к реке. Китти не могла заставить себя задать вопрос, мучительно стучавший в мозгу, — слишком боялась ответа. На пристани их ждал сампан с фонариком на носу. Тут она спросила:
— Это холера?
— Видимо, так.
Она вскрикнула и остановилась.
— Не будем задерживаться, пошли. — Он шагнул в лодку и подал ей руку. Переправа была недолгая, они сгрудились на носу, а перевозчица с привязанным к бедру младенцем одним веслом погнала лодку по неподвижной воде.
— Он заболел сегодня днем, — сказал
— Почему за мной сразу не послали?
Таиться было не от кого, но они говорили шепотом. В темноте лица Уоддингтона не было видно, и Китти только чувствовала, как он весь напряжен.
— Полковник Ю хотел послать, он сам не позволил. Полковник Ю все это время не отходил от него.
— Он должен был за мной послать. Разве так можно?
— Ваш муж знал, что вы никогда не видели холерного больного. Это очень страшно и отвратительно. Он хотел избавить вас от этого зрелища.
— Как-никак, он мой муж, — выговорила она задыхаясь.
Уоддингтон не ответил.
— А почему теперь меня вызвали?
Уоддингтон дотронулся до ее руки.
— Дорогая моя, наберитесь мужества. Нужно быть готовой к самому худшему.
Она громко застонала и тут же отвернулась, заметив, что солдаты на нее смотрят. Глаза их таинственно блеснули во мраке.
— Он умирает?
— Я знаю только, какое поручение полковник Ю дал этому офицеру, когда посылал его за мной. Сколько я понимаю, он уже без сознания.
— И никакой надежды?
— Мне страшно жаль, но боюсь, мы можем не застать его в живых.
Она содрогнулась. Из глаз хлынули слезы.
— Понимаете, он очень истощен, никакой сопротивляемости.
Она раздраженно оттолкнула его руку. Ее бесило, что он говорит таким тихим, сдавленным голосом.
Они причалили, и два кули, стоявших на берегу, помогли ей выйти из лодки. Паланкины их ждали. Подсаживая ее, Уоддингтон сказал:
— Постарайтесь не распускаться. Нервы вам еще понадобятся.
— Скажите носильщикам, чтобы торопились.
— Им дан приказ — бежать как можно быстрее.
Офицер, уже сидя в паланкине, крикнул что-то ее носильщикам. Они подхватили паланкин, приладили палки на плечах и дружно тронули с места. Подъем они одолели бегом, впереди каждого паланкина бежал человек с фонарем, а наверху, у водяных ворот, стоял сторож с факелом. Офицер окликнул его, он распахнул одну створку ворот и пропустил их, обменявшись с носильщиками какими-то непонятными возгласами. Эти гортанные звуки на чужом языке прозвучали в ночной темноте загадочно и тревожно. Они стали подниматься по мокрым и скользким булыжникам мостовой, один из носильщиков офицера споткнулся. До Китти донесся гневный окрик офицера, визгливый ответ носильщика, потом головной паланкин помчался дальше. Улицы были узкие, извилистые. Здесь, в городе, было совсем темно. Город мертвых. Они пронеслись по узкому переулку, свернули за угол, взбежали вверх по каким-то ступеням. Запыхавшиеся носильщики уже не бежали, а шли молча, быстрым размашистым шагом; один из них на ходу достал рваный платок и вытер пот, заливавший глаза. Они без конца сворачивали то вправо, то влево, как в лабиринте. Порой можно было угадать, что у порога какой-нибудь запертой лавки лежит человеческая фигура, но невозможно было определить, проснется ли этот человек рано утром или не проснется никогда. В узких безлюдных улочках стояла жуткая тишина, и когда где-то залаяла собака, натянутые нервы Китти совсем сдали. Куда ее несут? Этой дороге не будет конца. Неужели нельзя побыстрее? Быстрее, быстрее. Время не ждет. А что, если они уже опоздали?