Узоры на полотне
Шрифт:
Это действительно был самый настоящий оазис или же, во всяком случае то, что могло называться оазисом в представлении Леонида, никогда в жизни не бывавшего нигде южнее Оренбурга.
Четыре скособоченные хилые пальмы (или же деревья Междумирья, практически идентичные обычным земным пальмам… какая разница-то!), несколько сухих, колючих кустарников (Леонид понадеялся, что из них получится хоть какое-то топливо для костра), да поросль жёсткой жёлтоватой травы обрамляли малюсенький водоём, больше похожих на заброшенный карьер.
Вода
Однако – это была вода, настоящая, и даже практически не несущая на себе тот постоянный налёт искусственности, характерный для Хальма.
А собственно, ничего больше ни Леониду, ни Эсте в данный момент не требовалось.
Девушка отстала всего на несколько метров. Не успел Леонид с победным дурашливым криком влететь в воду, как она последовала за ним следом, хлопнула с неженской силой по плечу. Ноги заскользили в тягучей глине и они оба полетели в воду, поднимая кучу брызг…
А дальше произошло то, что никак не могло не произойти с учётом всех обстоятельств, особенно с учётом тех искр, что нет-нет, но мелькали в глазах Эсте при взгляде на Леонида. Леонид же понял всё для себя уже давным-давно – в Питере во время сна-видения и, окончательно, чуть позже – на разбитом и заброшенном Великом Тракте.
3.От воды слабо тянуло водорослями и внезапно солью. Эсте спала в лагере, разбитом в шагах в двадцати от озера, Леонид курил, сидя на берегу.
С большим трудом он заставил себя отвернуться от девушки, завернувшейся в спальник, такой беззащитной, такой и близкой… и заставить себя убрать с губ глупую улыбку.
Настало время подумать о куда более неприятных вещах – точнее о том, что произошло на «заправочной станции».
Он потрогал рубец на шее. Ничего. Чуть более холодный, чем прилегающая к нему кожа, след от ожога. Ни тепла, ни боли, ни язвительного голоса. Ни, тем более, чужой силы, с лёгкостью овладевающей его телом.
– Что это было? – тихо, чтобы ни в коем случае не разбудить девушку, спросил Леонид, обращаясь не то к рубцу, не то к стоячей воде перед собой, не то к Хальму. – Что ты сделал со мной и главное как?
Никто не ответил. Леонид вздохнул и затянулся сигаретой.
– Наверное, я должен сказать тебе спасибо, – продолжил он спустя минуту. – Но, знаешь мне… – он замялся, пытаясь подобрать слова.
Знаешь – мне ужасно не понравилось, точнее меня до чёртиков напугало, то, что ты на какое-то время захватил моё тело, – договорил он про себя. Что же это значит? Ты всегда где-то рядом?! Следишь за мной? – взгляд Леонида метнулся в сторону лагеря. Он почувствовал, что краснеет. – Шпионишь?!
Что-то булькнуло. Леонид вздрогнул, но оказалось, что это просто порыв ветра бросил в воду сухую ветку.
Щёлкнула зажигалка, пламя подпалило вторую сигарету.
Что он имеет в
«Он и так был слабоумным, раз соглашался помогать таким как ты!» – вспомнились слова гусеницы. «Таким как ты». Это могло не значить ничего, а могло значить многое. Возможно даже слишком многое.
Ладно.
Человек-без-лица. Что он знает об этом существе?
В детстве он оставил на Леониде отметку – защищающую и усиливающую его дар. Косвенно рубец можно было считать виновником Сашкиной смерти – ведь может быть, если бы его не было – хорита нашёл бы Леонида сразу. Однако же в остальном рубец не причинил ему никакого вреда, напротив, несколько раз спасал жизнь.
Человек-без-лица вселился в Изматуллина и предупредил Леонида об опасности.
Опять же косвенно это привело к увольнению с работы, однако – спасло ему жизнь.
Чуть позже именно Человек-без-лица помог ему обрести нить и покинуть Землю. Следом – спас его от Бездны. Да, именно он. Леонид очень сомневался, что без Человека-без-лица попытки Эсте вернуть его в реальный мир закончились хоть чем-то.
«Я существую, чтобы помогать глупым, талантливым мальчикам выжить» – сказал ему Человек-без-лица, вселившись в тело Изматуллина. Что он говорил ещё?
«Моё существование является в большинстве миров мифом». Мифом. Легендой. Леонид подобрал с земли какую-то палочку и начал чертить какие-то бездумные круги.
Что хочет от него существо из чёрного дыма?
Чтобы он выжил.
Это не обсуждается.
Иначе бы он бы не затрачивал столько сил каждым раз, когда Леонид попадал в очередную неприятность. Причём хочет этого с самого детства – точнее с того момента, когда Рохбен нашёл и отметил будущего ткача.
«Я существую, чтобы помогать глупым, талантливым мальчикам выжить»… – Леонид покачал головой, а затем вдруг резко вскочил на ноги и огляделся по сторонам.
Костёр медленно догорал, Эсте во сне перевернулась на спину и частично сбросила с себя спальник, но сейчас это примечательное зрелище совершенно не заинтересовало его.
Леонид смотрел на Хальм.
Междумирье – место, обладающее неким разумом, место, «любящее» теперь уже со слов Рохбена, «юных» ткачей.
– Ты – это Хальм? – спросил вслух Леонид, глядя в небо над головой. – Поэтому никто не должен знать о твоей помощи мне? Никто не должен понимать насколько ты разумен, да? Именно поэтому тебя так испугался хорита?
Ему вспомнилось, как после его неосторожных слов про автостраду в самом начале пути, автомобиль забросило в безумный мир трасс, построенных над водой – чем-то это напоминало жестокие шутки Человека-без-лица. И, в конце-то концов – этот оазис. Почему он взялся у них на пути, как раз тогда, когда он был жизненно необходим?