Узурпатор (Изгнанники в плиоцен - 3)
Шрифт:
Фиан заворочался, начал теребить бинты из золотисто-розовой ткани; обнажились страшные раны на голове. Кугал одной рукой обхватил его запястья, другой поправил повязки. Еще плотнее подоткнул одеяло. Руки у брата быть потные, кожа туго обтянула кости, под паутинкой кровеносных сосудов едва трепетал пульс.
Умираю...
Нет.
Мы умрем вместе...
Нет.
Мы умрем от холода?
НЕТ!
Какхолоднокровьсердцестынет...
НЕТ, Я СОГРЕЮ НАС!
Состыкованный ум отчаянно боролся. Одна половина жаждала оторваться и положить конец многомесячным страданиям. Другая,
(психо А кинетическая)
(сосудо А расширяющая)
(стиму А ляция)
А
А
А
Х
!
Брата мучит боль от пораженного лицевого нерва. А еще промозглая стужа. Надо с помощью психокинеза восстановить кровообращение, а затем применить коррекцию, взять на себя хотя бы часть боли. Только хватит ли сил? Он не спит десятую ночь подряд и уже дошел до точки. Ему бы отлежаться и съесть чего-нибудь посущественнее. Да и Фиана подкормить, а то воля его к жизни почти иссякла.
Спи, Фиан.
да
Спи, братмой.
да
Спи, зеркалодуши.
да
Спи, милыйпровидец.
да
Спи, роднойсамоубиица.
да
Спи, Фиануммоегоума, спи.
(волнообразный ритм замедляется)
Спи
Фиан почти все время бредил, и мозговые штормы правого полушария так измотали защитный механизм левого, что у самого Кугала начались галлюцинации.
Он бредет вдоль нескончаемого побережья, тащит Фиана по мелководью в допотопном суденышке фирвулагов. И вдруг в тумане над водой видит город, светлый, как солнце, обращенное к Земле. Возрожденная Мюрия во всем своем великолепии! Соплеменницы поют Песню, подбадривают борцов на арене. Начался Весенний Турнир, слышны торжественные звуки фанфар и звон алмазных мечей о стеклянные щиты.
Остолбенев, он выпустил канат. Дома! Несчастные, голодные, почти свихнувшиеся, растерявшие всю былую силу изгои много месяцев шли на запад по берегам Африки... И вот чудо свершилось.
Кугал вытянул руки, рванулся вперед и с головой погрузился в волны. Но жестокие муки, видимо, обострили интуицию брата: он сразу распознал мираж. Его принудительный импульс заставил Кугала вернуться и снова взять в руки канат.
– Мы вместе поплывем к Благословенному Острову, - прошептал Фиан.
Безумный вихрь в мозгу Кугала уже промчался. Он упрямо избрал для них обоих жизнь и вытащил лодку на сушу.
– Ты же видишь, я медленно умираю, - сказал Фиан.
– Почему бы не покончить со всем этим?
– Нет! Я тебе не дам. Мы вернемся на Европейский континент. Как только дождь перестанет и ветер повернет к югу, я смастерю парус для лодки.
– Зачем? Все же погибли в Потопе.
– Неизвестно. Наша телепатия так ослаблена, что ум воспринимает не больше, чем слух.
– Кугал! Ум моего ума! Нам суждена только смерть... если мы останемся вместе.
Хриплым криком Кугал заглушил его слова. Только не смерть! Только не разлука!
– Доверься мне, как прежде. Мы - единое целое. Следуй за мной.
Но ответом ему был поток боли и безнадежности.
– На сей раз ты следуй за мной. Иначе мне придется уйти одному.
– Нет!
В подсознании Кугала всплыла горькая истина: я боюсь...
Сидя
(ритм угасает)
(угасает) СТРАХ (угасает)
(угасает)
9
К тому времени, как ронин Йошимитсу Ватанабе добрался до двенадцатого охраняемого троллями горного прохода на Редонском тракте, дождь лил как из ведра и уже почти стемнело.
– Подлые фирвулажьи вымогатели, - проворчал Йош.
Он натянул поводья и, превозмогая усталость, стал оценивать довольно мерзкую ситуацию. Он уже потерял много времени, вплавь преодолевая затопленные броды и огибая размывы и оползни. Если ему вообще суждено попасть в Горию, то случится это только под утро, когда путешественнику, даже если он при деньгах, трудно рассчитывать на гостеприимство. А если он лишится последних денег...
Изголодавшаяся кобыла-халик Йоша воспользовалась остановкой и выковыряла из слякоти несколько клубней. Негромким "Гоп, Кику" ронин послал ее вперед. Кобыла подошла к краю пропасти и, нервно фыркая, глянула вниз на бурлящий пенный поток. Ущелье было узкое, но невероятно крутое, внизу громоздились поваленные стволы деревьев. На другую сторону был переброшен незатейливый мост из толстых бревен. На обоих концах моста сооружены "заставы" - каменные груды в человеческий рост с воткнутыми в них шестами, с которых свисал пергаментный фонарь в форме причудливого рогатого черепа. Крупные светлячки, посаженные внутрь фонарей, были единственным зыбким источником света.
Если путник котел перейти по мосту, он был обязан опустить в ямку при основании каменной пирамиды традиционную плату. Нарушителю обычая грозил риск быть съеденным троллем.
Йош расстегнул мино - дождевик из соломы, служивший ему подобием плаща, - и тот съехал на сторону, сделав доступным взгляду любого полуночного хищника зловещее великолепие его украшенных красным шнуром доспехов - ума-ерои. Два быстрых движения, и соломенная шляпа, прикрывающая голову от дождя, уступила место латному шлему - кабуто. Затем руки Йоша скользнули к плечам и сомкнулись на рукояти самодельного, но от этого не менее смертоносного самурайского меча - нодачи, который висел в ножнах за его правым плечом.
Он выставил меч перед собой. Всадник и кобыла застыли, словно конная статуя. Фонари приплясывали на ветру, мерцая призрачным светом, по зеленому покрову джунглей барабанил теплый дождь, где-то рядом выводили свой весенний мадригал древесные лягушки.
– Эй, слушай меня, - звенящим голосом заговорил Йош.
– Я - человек чести. Я держу сторону союза людей и фирвулагов. Всю дорогу от Парижской низины я плачу ваши чертовы пошлины и ни разу не сказал ни единого слова поперек. Но теперь у меня осталось всего три серебряные монеты. Если я отдам их, то, когда приеду в Горию, у меня не будет ни гроша. Мне нечем будет заплатить за еду, за кров, за корм для моего скакуна... Поэтому я не стану давать тебе денег! Взамен тебе придется отведать вот это!