Узвитон

Егоров Анатолий

– И музыка, я смотрю, у тебя есть!

– Что ты, конечно – «пионер», четыре колонки!

– Пробег 80000 тысяч, реальный?

– За это ручаться не могу, машину не снова брал, но движок супер, заводиться с пол оборота в любую погоду, ни разу не подводил! У стартера иногда клемма слетает, но это мелочь, сам подожмёж на досуге. Ты попробуй, заведи!

Вытащив «подсос», выжав сцепление, и поставив ручку коробки передач, в нейтральное положение я, как учили в автошколе, повернул ключ направо. Двигатель мгновенно «схватил» и начал набирать обороты.

– Ну, что я говорил, движок зверь! Сам бы ездил, да деньги надо!

– Да, движок классно заводиться, ничего не скажешь! Моментом схватывает!

– Это, что он ещё и приёмистый, тащит, как зверь не всякая иномарка на светофоре догонит!

– Ты же знаешь, я только учусь и гонщиком становиться не собираюсь. Мне бы живым доехать из точки А в точку Б, вот и всё. Грибы, рыбалка и огород – вот мои главные «чемпионские» маршруты.

– Для этого «пятёрочка» идеальный вариант, довезёт куда угодно.

– Угу.– Сказал я и дёрнул за рычаг открытия капота, он охотно поддался, он капот остался в том же положении. –

А капот у тебя Колян, что не открывается?

– Открывался вообще-то. – Озабочено сказал Николай и подёргал за ручку капота. – Наверное, тросик порвался, но это не беда, потом откроем, когда в гараж поедем, здесь нам его не одолеть. Да ты не переживай, там всё отлично ничего не течёт, двигатель сухой. Тормоза – тормозят.

– Ладно, поверим пока на слово. Хотя конечно жаль.

– Ну, что ты хочешь, это машина, всё бывает, то здесь отвалилось, то там – техника. А как тебе машинка-то вообще? Подходит?

– За неимением лучшего, сгодиться. Цена – качество, соответствует.

– Да за такие деньги велосипеда нормального не купишь, а тут машина, да ещё и сама едет! Так, что давай в субботу приходи с деньгами, откроем капот и в ГАИ на переоформление. А сейчас я прокачу тебя на супертачке, садись, поехали, довезу тебя до дому!

– Жалко сегодня только вторник, а то бы щас могли бы всё оформить.– Сказал я, садясь в ВАЗ 2105.

– Успеешь ещё, до субботы всего ничего осталось.

Коля как следует, газанул и, плавно отпустив сцепление, вырулил на городскую улицу с ярким названием: «Перворакетная». Городок обвевал нас прохладой в открытые окна автомобиля, а Тимофеев выдавал увесистую порцию децибелов своей громкоиграющей магнитолой, надрывался Фредди Меркьюри и мы молча, наслаждались дорогой. От ослепительно-блестящей, ещё не запылённой зелени, рябило в глазах. Зелёная травка, самоотверженно пробивалась, сквозь прошлогоднею листву и неубранный мусор, создавала прекрасный, мягкий ковёр. И по этому ковру, как по подиуму, вышагивали важные, майские коты. Коты попадались всех мастей и пород, один даже был совсем без шерсти, видимо, разогревшись на солнышке, решил скинуть, надоевшую за зиму шубу. Каждый из них был занят своим, как им, наверное, казалось, неотложным делом. Один внимательно вынюхивал каждую травинку, боясь пропустить, хотя бы одну не исследованную. Другой сидел у края дороги и внимательно следил за движением, сурово смотрел на проезжающих мимо автолюбителей, сквозь зелёный прищур изумрудных глаз. Третий важно вышагивал по свежей травке, стараясь ступать по земле, не повреждая новоиспечённой зелени. Двое пушистых созданий так отчаянно гонялись друг за другом, что выбежали прямо под колёса, уже почти моего жигулёнка, но Тимофеев хладнокровно нажал на великолепные тормоза и спас безумцев. Выругавшись, Николай двинул дальше уже по «Новоракетной». Коты восхищённо смотрели на Колю и в «душе» громко аплодировали ему скандируя: «Да здравствует! Тимофеев!» или даже нет: «Виват! Тимофееву!». Коля, правда, позевывая, рулил, не подозревая о своей славе. А кошки уже заглядывались на аппетитных голубей, деловито клюющих рассыпанные крошки, и осуждали собак, гуляющих со своими хозяевами. Людей, конечно, они игнорировали, считая их недостойными, своего внимания. Короче говоря, весна была в самом разгаре, и все были счастливы и довольны, что наконец-то зима кончилась, теперь можно наслаждаться теплом и ласковым солнцем, не опасаясь быть простуженным и зараженным противным вирусом. Это было фактически осязаемым счастьем. Казалось бы солнце и тепло, а человек уже счастлив. Вот, а если б не было зимы, узнали бы мы об этом? Нет. Значит, долгая, холодная зима это прелюдия к весеннему теплу и они так же связаны, как грусть и радость, и слёзы со смехом. Ведь без горя, мы не узнали бы счастья, не было с чем сравнить. И вот сравнив с февралём – май, мы верим, что счастье всё-таки есть, его не может не быть, при таком ласковом и ярком солнце.

– Ну, всё приехали! – вывел меня из задумчивости Николай. – Вот эта улица, вот этот дом! Правда, барышни не видать, а нет, две вон на лавочке сидят, наверное, тебя ждут!

– Да, сидят две «красотки»! – ответил я, разглядывая двух местных бабуль у подъезда. – Им бы годков сто сбросить, сошли бы за молодух! Пока, Колян! Ближе к субботе созвонимся!

– Окейно! – улыбнулся Тимофеев и рванул с места.

Я прошёлся по тёплому, обласканному солнцем двору, пересек детскую площадку с двумя резвящимися малышами и, поздоровавшись, с двумя бабулями у подъезда вошёл в дом. Родные «пенаты» встретили меня прохладой и непонятной сыростью, это было время, когда отопление уже отключили, а ночи ещё были довольно холодные, да и старые дома со стенами, покрытыми толстым слоем дранки, хорошо защищали внутреннее пространство от тепла. Поднявшись на второй этаж, я привычным движением, достал из кармана ключи и открыл, старую, оббитую дерматином дверь. В двухкомнатной квартире, доставшейся мне от бабушки, было тихо и уныло. Солнце пробивалось сквозь пыльные занавески, и в воздухе кружились миллиарды пылинок, ярко освещённые и медленно порхающие. После кончины бабушки здесь мало, что изменилось, разве только компьютер, да лыжи в углу, нарушали привычный уклад, старушечьего быта. Слава богу моя бабуля не страдала манией накопительства и обстановка в комнатах была довольно спартанской. В первой комнате был стол, четыре стула, два кресла, тумба с телевизором и огромный шкаф с сервантом. Во второй кровать, письменный стол, заваленный учебниками и книгами, стул и небольшая прикроватная тумбочка, плюс стол с компьютером, который открывал окно в огромный мир Интернета. В принципе здесь было всё необходимое для жизни. Раздался сильный треск, это старый телефон в прихожей громко заявил о себе и я, поёжившись от холода, взял трубку.

– Алло! – выдал я с ходу.

– Привет, сынок! Как ты там? – спрашивала меня моя мама.

– Привет! Да всё хорошо!

– Может надо чего или деньги кончились. Ты говори, не стесняйся.

– Да, нет, денег пока хватает и еда пока есть. Если, что надо будет, я зайду, ты не переживай. –

Успокоил я маму, вспоминая про пустой холодильник и мелочь в кошельке, уж не говоря о заветном автомобиле.

– Ну, ладно, а то я на работу ухожу, ты, если, что мне туда позвони.

– Хорошо! Мамочка я буду иметь в виду.

– Тогда пока!

– Пока!

Я положил трубку, пытаясь решить с чего начать, толи пойти в магазин, толи полезть в погреб за картошкой. Открыв кошелек и найдя там последнею пятисотенную купюру, я понял, надо лезть за картофелем. О, этот великий и могучий, всегда выручающий корнеплод, сколько раз ты выручал меня, да и не только меня, а целые страны из неминуемой погибели. А ведь сначала в России его и сажать-то не больно хотели, слава богу, Петр настоял и мы теперь в полном порядке, сыты и довольны. Недолго думая, я достал пустое ведро из-под мойки и, заметив на столе полную солонку, довольный взяв ключи, поскакал по лестнице в сарай. На улице бабули зло посмотрели на моё пустое ведро и, мысленно отругав меня, решили обсудить моё поведения мне в след. Я же преспокойненько подошёл к сараю, щёлкнул замком и, спустившись вниз, стал на ощупь набирать картошку. В погребе было темно, фонарик мной как обычно бал забыт, да и хлопчатобумажные перчатки тоже. Поэтому в потёмках, убрав с короба еловый лапник, который служил своеобразной защитой урожая от мышей и крыс, я аккуратно, стараясь не повредить тонкую кожицу, уже начавшего прорастать прошлогоднего картофеля, стал набирать холодные корнеплоды в ведро. Картошка вначале отдавалась громким эхом об дно пустой тары, но по мере наполнения поутихла и совсем смолкла, вместе с последней картофелиной. Пытаясь найти ещё хоть, что-то я как слепой шарил по пустым полкам погреба. И о, чудо мне в руку попалась какая-то банка, по весу я понял, что она полная, и, схватив её и ведро картошки, я выбрался из погреба. Конечно, дотошный читатель скажет: «Как он смог, без рук по приставной лестнице, да в темноте?». А вот смог. Сказываются долгие годы тренировок, да приставная лестница прибита к полу и довольно широкая. Короче, я великий акробат, вот и всё. На свету, после осмотра новообретённой банки, радость моя поутихла. Банка содержала старое, заплесневевшее варенье. Вздохнув, я закрыл сарай и побрёл домой. Соседки на лавочке, видя моё состояние, радостно щебетали. А может, мне просто так показалось, ведь весь мир смеялся надо мной, корча свои гримасы. Даже галки хохотали с дерева: «Ха-Ха-Ха! Заплесневевшее варенье! Ха-ха-ха! Вот умора! И несёт же домой, несет! Смотрите! Ха-ха-ха!». Кошки равнодушно щурили глаза на солнце.

Я скрылся от всех в подъезде и поднялся в своё убежище. Хорошо все-таки иметь укромный уголок, без него человеку живётся неуютно. Негде зализывать раны и проглатывать обиды, полученные в неравных схватках со злом. Пусть даже это зло в образе начальника или прекрасной блондинки, наоравшей на вас. Зло не имеет границ и может предстать перед человеком в любом обличии. Недаром говорят, что у дьявола тысячи личин. И люди издревле, интуитивно пытались укрыться от лукавого, кто в пещере, кто в шалаше. И конечно в укромном уголке куда легче переносятся все невзгоды и кручины. Ну, а в отдельной квартире вообще красота здесь можно годами лечиться от стресса и обид, потому как имеется всё необходимое для жизнеобеспечения. Это даже не келья монаха, это полная отрешённость от мира сего, ведь монаху придётся выходить в мир, извините за водой, едой или там, в туалетную комнату, а здесь есть всё, главное холодильник забить под завязку. Конечно, может, и были чудеса, когда монах столпник, прожил на вершине столба полгода, не спускаясь, но это всё на совести «летописца». Мы живём в реалии, и если человек хочет уединиться, то лучшего места, чем собственная квартира, в мире просто нет. А я в этот момент был близок к состоянию мелкой неудачи, и мне просто было необходимо побыть одному. И вот захлопнув входную дверь, я остался один на один со своим «горем». Скинув ботинки, и поставив «горе» на стол, а ведро с картошкой рядом с раковиной, я достал нож из буфета и принялся чистить картофель в большую, пятилитровую кастрюлю. Вода текла, смывая грязь с картофелин, обнажая их до чистой, непорочной, тончайшей кожицы, ножик в моих руках безжалостно срезал опаловое покрытие с корнеплодов и буравил картофельные «глазки», оставляя прекрасное белое тело в моих руках. Эту красоту я в свою очередь резал на две, а иногда на четыре части и ещё раз ополоснув под краном, клал в кастрюлю с водой. Этот процесс полностью успокоил мою нервную систему, под конец я уже громко пел: «Ехали казаки, гуркотив их трактор!». И вспомнил про варенье, только когда посолил картофель и убрал чистый нож в буфет, случайно скользнул глазом по столу и врезался в банку. Я взял её в руки и без сожаленья поставил её в мусорное ведро, так грустно закончилась история сладко лесной малины, собранной мной в девственных лесах тверской области. А сколько она могла принести пользы, спасая меня от голода или простуды, но что делать – «Такова селя ви!» – как любил говаривать Наполеон, переезжая на санях через Березину.

Кастрюля приятно булькала, картошка пенилась, я снимал пенки ложкой и сливал их в раковину. Жизнь была прекрасна и весенние птицы за окном, беспрестанно напоминали об этом, своим громким криком. Я дремал, облокотившись на кухонный стол, мне снилась новенькая машина и сладкая, сытая жизнь, но почему-то, всё это имело запах горелой картошки. Стоп! Картошка! Открыв глаза и увидев кряхтящую кастрюлю, источающую резкий запах пригорающего картофеля, я мгновенно погасил газовую конфорку. Да уж не везёт так с детства. Пришлось перекладывать уцелевший урожай в другую кастрюльку, а пригоревшую, вместе с гарью, замочить в раковине. Хорошо ещё целая картошка почти не пахла гарью и я, добавив в неё тёплой воды, намял прекрасное картофельное пюре. Вот и ужин готов, не хватало только хлеба и сосисок. Но их не было, в магазин идти не охота, да и денег всего пятьсот рублей, надо до пятницы как-то дотянуть. «Будем говеть картошкой»: думал я, накладывая большущую тарелку. Тёплое, дымящееся пюре, приятно наполнило мой пустой желудок, и бог Морфей начал звать меня к себе в гости. Сопротивляться было бесполезно и я, не помня как, добрёл до кровати, рухнул на неё плашмя. Всё! Аллес!