Узы крови
Шрифт:
И о том, чтобы те, кто не справляется со своим волком, умирали быстро и безболезненно, прежде чем начнут убивать людей, например своих родителей и семьи.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Звоните. Но если скажете что-нибудь, что мне не понравится, я вас убью.
Я ему поверила: у него был вид человека, которому некуда отступать. Хани пододвигалась все ближе: теперь она, вероятно, успеет остановить его раньше, чем он нажмет на курок. Вероятно. Если очень захочет.
Я взяла свой сотовый и набрала номер.
—
Голос женский.
Черт возьми! Жена Брана меня не любит. Не так, как Хани, а типа я-убью-тебя-если-только-получу-возможность. И несколько раз уже пыталась. Именно поэтому я всегда звоню на сотовый Брана, а не на его домашний номер.
— Это Мерседес, — сказала я. — По официальному делу. Мне необходимо поговорить с вашим мужем.
Я услышала голос Брана. Но он говорил слишком тихо, чтобы я расслышала что-нибудь, кроме командного тона. Несколько щелчков и неопределенных шумов, и трубку взял Бран.
— Чем могу быть полезен? — спокойно спросил он, хотя как фон я слышала злой голос его жены.
Явкратце объяснила ему положение дел. Говорить, что меня тревожит волк, который за три года не научился себя контролировать, не стала, но он, должно быть, услышал это по голосу, потому что перебил:
— Все в порядке, Мерси. Ребенок, запертый в подвале, не научится справляться с волком, потому что от него этого не ждут. При небольшой помощи с ней все будет хорошо. Ребенок, переживший нападение вервольфа, обладает достаточной силой воли. Где он живет?
Япередала вопрос Блэку.
Блэк покачал головой, по-прежнему целясь в меня из пистолета.
Яс преувеличенной досадой вздохнула.
— Никто не желает зла вашей дочери.
— Хорошо, — услышала я в ухе голос Брана. — Примерно три года назад? Бродячий вервольф, убитый одиноким волком. Подходят два случая, но только один из одиноких волков способен позаботиться о девочке. Скажи джентльмену, что он откуда-то из окрестностей Вашингтона, округ Колумбия, возможно, из Виргинии, а его друга вервольфа зовут Джозеф Риддлсбек.
— Не лучшая мысль, — сказала я Брану, глядя Блэку в глаза. Его трудно винить, что он достал пистолет: в его глазах я видела страх. — Он тревожится о дочери. Ей тринадцать лет, и он хочет ей добра.
Япыталась интонацией передать, насколько встревожен Блэк. Слишком встревожен, чтобы удивлять его дедуктивными способностями Брана.
— Понятно. Немного паранойи?
— Вот именно, — сказал я.
Короткая пауза. Затем Бран сказал:
— Есть под рукой листок бумаги?
— Да.
— Хорошо. Джозеф прав, никому из предводителей стай в той местности я бы не доверил ребенка. Назову тебе имена вожаков, с которыми ребенок будет в безопасности. К тому же им все равно, узнает ли о них репортер. Список очень
— Да.
— Тогда я назову места, где Альфы не перестали таиться и не хотят делать это, но способны позаботиться о девочке. Если он хочет рискнуть, пусть едет туда и пытается встретиться с Альфой.
Я записала названные им имена — четыре, в том числе Адама, и их телефонные номера. Потом названия пятнадцати городов. Из, возможно, ста пятидесяти Альф — девятнадцать, кому Бран мог доверить ребенка.
Я подумала, как мне повезло, что мамин родственник-вервольф, когда мама узнала, что я превращаюсь в койота, отвез меня именно к Марроку, а не в другую стаю.
— Можешь даже послать ее ко мне, — добавил он напоследок.
— Но… — Я прикусила язык. Я не собиралась говорить репортеру, что Маррок — один из волков, еще не переставший таиться.
— Я доверяю твоим суждениям, Мерси. И мне уже приходилось воспитывать одиноких детей.
Вроде меня.
— Знаю.
Он, должно быть, услышал благодарность в моем голосе, потому что я услышала в его голосе улыбку.
— Одного или двух, Мерси. Скажи твоему джентльмену, что помощь он должен найти как можно быстрей. Сомнительно, что он долго сможет держать ее в клетке, если не использует серебро, а это причинит ей боль и большой вред. Не говоря уж о том, что ей не нужно полнолуние для перемены. Однажды она начнет меняться, ей причинят боль или испугают, и тогда она кого-нибудь убьет.
И Бран повесил трубку.
Я передала Тому Блэку список и объяснила, что он значит. Потом передала ему предостережение Брана. Смысл переданного постепенно дошел до него, и он опустил пистолет, хотя едва ли сознательно. Он словно погрузился в отчаяние, и все прочее не имело для него значения.
— Послушайте, — сказала я. — Вы ничего не можете сделать, чтобы она перестала быть вервольфом.
— Она пыталась покончить с собой, — сказал он со слезами на глазах. — Через день после полнолуния. Она боится, что кому-нибудь причинит вред. Разрезала себе ножом запястье, но рана слишком быстро зажила. Я бы повел ее к проклятому мозгоправу, но не могу рисковать. Никто не знает, кто она. Она уже считает себя чудовищем, не нужно, чтобы еще кто-то говорил ей это.
Я увидел, как округлились глаза Хани, когда она услышала «чудовище». Должно быть, подумала, что она тоже чудовище.
Я нахмурилась. Мне вовсе не хотелось сочувствовать Хани. Гораздо легче просто не любить ее. Она тоже нахмурилась.
— Уберите пистолет, — сказала я Блэку решительным твердым тоном, какой иногда действует на вервольфов. Думаю, и на опечаленных отцов он тоже действует, потому что он спрятал пистолет в кобуру.
— Ей не нужен мозгоправ, — сказала я. — Каждая тринадцатилетняя девочка в какой-то момент хочет убить себя.