В аду горячо целуются
Шрифт:
– А как Чуб то узнал? – ошарашенно спросил Сергей у Ваньки.
– Тебя Степа с Женей Косым видели, когда ты в зал ЛФК заходил, – пояснил мальчик. – Потом уже, когда все узнали об отравлении Ма… Елены Андреевны, они сидели у колясочников в сто первой и там рассказали, как ты туда зашел и вышел перед уроком. Чубу, видимо, доложили колясочники.
Сергей вспомнил, как Степан с Женей Косым стояли у шведской стенки и шушукались, глядя на него. Тогда он не придал этому значения, предположив, что они вспомнили курьез на ипподроме. Парень понурил голову, проглотил слезы в горле и протянул руку Андрею. Тот встал и с серьезным и сочувствующим видом пожал ее. Потом Сергей приобнял Ваньку, после него Колю и произнес:
– Спасибо, ребят. Не поминайте лихом.
Парень вместе с ППСниками
Эпизод 4. Неволя
Сергея из участка, где он провел ночь, привезли в СИЗО. Ему выдали робу и постельное, а «ништяки» из сумки забрали при обыске. Затем проводили в камеру. На следующий день его вызвал на допрос следователь и заставил написать письменное показание. Но при виде медленно и коряво пишущего обычной ручкой парня седой полноватый мужчина потерял терпение и отправил его обратно в камеру. Когда его вызвали второй раз, заявление уже было составлено, якобы со слов парня, и Сергею оставалось его лишь подписать. Исходя из написанного, парень осознанно отравил человека, что повлекло за собой его смерть. Плач и раскаяние Сергея не помогли разжалобить хмурого дядьку, следователь даже бровью не повел, а только прикрикнул, чтобы тот подписал и убрался в камеру.
Сергей ждал суда и одновременно боялся, что этот день наступит. Своему защитнику, Сергею Петровичу, уверенно говорившему и выглядевшему мужчине средних лет, парень долго и слезливо оправдывался, что не хотел никого убивать и не знал, что там, в термосе, был алкоголь. Защитник не очень внимательно слушал, равнодушно кивая головой в такт рассказчику, а затем заверил, что выйдут на «условку», получив сто одиннадцатую – по неосторожности. Но Сергея не покидало чувство тревоги, словно от него что-то скрывают. Перспектива попасть в воспитательную колонию парня совсем не радовала. Он не мог спать из-за раздумий о содеянном и мыслей, что попадет в тюрьму к настоящим преступникам. Его будут бить, унижать, скорее всего опустят. Однако, в душе теплилась надежда на смягчение. Ведь он – несовершеннолетний, к тому же еще болен ДЦП, ему никак нельзя в колонию с таким здоровьем. Нужен массаж, ЛФК и так далее. А в тюрьме всего этого нет.
Здесь, в СИЗО парня посадили в одиночку. С остальными ребятами он пересекался в столовой и на общем дворе во время прогулок. Много было таких же напуганных мальчишек, не понимающих, как они сюда попали. Те, кто загремел второй раз, отличались наглым и самоуверенным поведением, но и в то же время потухшим взглядом. Видимо, они осознавали, что им светит «строгач», а «условки» точно ждать не стоит.
Сергей, когда его только привезли в ЦВСНП (центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей), пытался косить под инвалида. Но его быстро раскусили и «вежливо» объяснили, что обманывать нехорошо. От подзатыльников у парня два дня болела голова. Однажды случился панический приступ в душе, этому поспособствовали судороги от холодной воды. Врач в медпункте вколол лошадиную дозу успокоительного, и в ту ночь Сергей спал как убитый. В целом парень быстро сообразил, что, если вести себя тихо и соблюдать правила, никто тебя не тронет. Возиться с малолетками никому не хотелось. И вскоре Сергей перестал плакать, стараясь не думать о вердикте судьи. Да и внутренний голос неустанно нашептывал, что все обойдется.
***
Спустя два месяца пребывания в СИЗО назначили суд по делу Сергея. Решили провести закрытое слушание с присяжными – мэр не хотел огласки. Когда судья, полноватая женщина предпенсионного возраста, обратилась к Сергею, у парня начался приступ. Он задыхался и кашлял, в горле клокотало, Сергей не мог выдавить из себя и слова. Ему разрешили присесть. Присяжные занервничали, кто-то вслух восклицал, можно ли с таким здоровьем в колонию. Защитник налил ему стакан воды. Сергей отдышался, успокоился и отпил немного,
– Я конечно же не знал, что в термосе алкоголь.
– Действительно, медицинское заключение тебе и твоему защитнику не показывали до вашего допроса следователем, Сергеем Петровичем, – ехидно заметил прокурор, мужчина с зализанными назад волосами. – Почему ты постоянно утверждаешь, что не знал про алкоголь? В термос обычно чай наливают или кофе.
Сергею стало нехорошо. Зал поплыл перед глазами. Он не слышал и не видел присутствующих. К горлу подкатывала тошнота. Парень понял, что сам себя сдал присяжным, сделав себе еще хуже. От холодного липкого пота по телу пробежали мурашки. Защитник что-то говорил прокурору, но Сергей не понимал ни слова. От давления в ушах шумела кровь.
Судья в итоге зачитала приговор по сто пятой статье, части первой, дав Сергею три года воспитательной колонии и два года взрослой. Парень упал в обморок и очнулся уже в медпункте под капельницей. Лежа на кушетке и разглядывая обшарпанный потолок, он еще не осознавал в полной мере, что его ждет.
– Крысиным ядом ты отравил питье Мамонта и свою жизнь, – прошептал внутренний голос.
– Это была твоя идея, придурок! – злобно процедил сквозь зубы Сергей.
– Тебе от этого легче? – саркастично спросил внутренний голос.
Сергей засмеялся. Заливистый смех перерос в гомерический хохот. Горло, не выдержав такой нагрузки, запершило, и парень начал выплевывать смешки сквозь кашель, не в силах остановиться. Врач, забежавший к нему в палату, осмотрел Сергея и, недолго думая, вколол ему дозу успокоительного.
***
Сергея привезли в воспитательную колонию, где содержались малолетние преступники, севшие за тяжкие преступления. Большинство ребят – от шестнадцати до восемнадцати лет. Далее их отправляли в общую колонию отбывать срок. По УДО выходили крайне редко. За счет активистов – старших по отрядам – администрация держала порядок в колонии. Опасения Сергея в том, что здесь одни блатные, которые вертят четки и пьют чефир, не оправдались. Все оказалось гораздо хуже. Строжайшую дисциплину соблюдали все заключенные независимо от их возраста, статьи, положения в хате. Более того, активисты, то есть смотрящие за порядком в комнате, следили за всеми и по любому поводу могли всыпать провинившемуся зэку по первое число.
Дневной распорядок, кроме приема пищи и прогулки, включал в себя школьные занятия до девятого класса у младших и ПТУ у старших, а также труд в деревообрабатывающем цеху. Несмотря на возраст Сергея, его определили в восьмой класс, так как уровень образования не соответствовал его пятнадцати годам. На работе парня поставили подающим брус на конвейер, не обратив внимание на его недуг. Скидку на ДЦП вообще никто не делал – ни сотрудники колонии, ни соседи по хате. Первые две недели Сергея не трогали, давая освоиться. Приставленный к нему парень по имени Стасик и по прозвищу Штык – худощавый высокий юноша шестнадцати лет показывал и рассказывал новичку что и где, объяснял правила и положения в колонии. Сергей быстро осознал, что, если соблюдать установленный порядок, то в принципе жить можно. Да, массаж здесь никто не делал, да и работа оказалась нелегкой. Но в остальном жизнь в воспитательной колонии мало чем отличалась от «сперната».
За скрюченные пальцы Сергей получил прозвище «Корявый». К нему так стали обращаться все без исключения, про имя словно забыли. Он пытался поначалу поправлять ребят, но понял, что без толку.
Без ЛФК и массажа у Сергея болело все тело. От работы ныли суставы, горели мышцы, к вечеру часто кружилась голова с тошнотворными позывами. Жалобами в медпункт парень выбил себе аспирин, временно облегчавший недомогание. Отлынивать от подачи бруса не получалось. Если Сергей не успевал вовремя поставить доску на конвейер, то ждала вся лента, работа у всех стопорилась. Сколько он ни просился перейти на другой участок, бригадир всегда отказывал.