В Афганистане, в «Черном тюльпане»
Шрифт:
Один букет лег на руки Татьяны Алешиной, второй оказался в руках ее матери.
— Кому младенца вручать? — зычно спросила старшая сестра.
— Нам, — воскликнули курсанты хором.
И протянули руки разом.
— Вот это бравые молодцы, — усмехнулась старшая сестра и выбрала почему-то круглолицего. — Держите сына полка.
Тут же свернулось одеяло в неопытных курсантских руках, поползло складками, упал косой уголок на красный лобик.
Мать Алешиной торопливо поправила на младенце одеяло и встала рядом, словно приклеенная к курсантскому
— Будьте здоровы, — кивнула сестра пышной прической. — Передавайте привет боевому папаше. Пусть возвращается с войны живым и невредимым!
— Постойте! Как же вас-то благодарить? — охнула мама Алешиной.
— А вот по-русски благодарите, — воскликнула сестра и распахнула свои крепкие руки.
Худенькая фигура матери стремительно подалась вперед и скрылась в широких объятиях.
Так же исчезла в объятьях сама Алешина. И даже худощавый курсант потерялся в складках накрахмаленного халата, прижался бритой щекой к мощному плечу старшей сестры.
— Спасибо вам!
— Будьте здоровы!
— Дай вам Бог счастья!
Круглолицый курсант не сводил глаз с маленького красного личика. Он стоял возле дверей с белоснежным конвертом в руках и тяжело дышал от напряжения.
— Давай, сынок, подержу, — улыбнулась Анна Ивановна, — ты уже весь мокрый. Что ж ты так маленького испугался?
— Как вы нас нашли? — засмеялась Алешина.
— Секрет службы, — воскликнул худощавый курсант, а круглолицый курсант поправил.
— Никаких тут секретов! Профессора Селиверстова вся Москва знает. Он же у вас роды принимал. Вот мы и справились о выписке…
Во дворе роддома стояла блестящая бежевая «Волга» с шашечками на крыше.
Водитель призывно замахал руками:
— Проходите дамочки. Милости просим…
Курсанты поспешили объяснить.
— Это наше курсантское такси. Чтобы вам не ехать на электричке. Дядя Паша вас с ветерком довезет.
Худощавый курсант приоткрыл дверь.
— У дяди Паши племянник в нашем училище учится. Дядя Паша нас всегда выручает…
Второй курсант кивнул на багажник.
— Мы тут с ребятами еще небольшую посылку собрали. Вам же сейчас многое понадобится. Пригодится в хозяйстве…
— Да что вы, ребята? — смущенно сказала Алешина. — Зачем же вы тратились?
— Никак нет, — засмеялся молодцеватый курсант, — вовсе мы не тратились! Дядя Паша сам вызвался помочь! А остальное с миру по нитке. Весь наш курс участвовал понемногу. Кто чем мог…
В багажнике лежала груда армейской тушенки, гречневой каши с мясом, сгущенного молока и даже связанная стопка новеньких армейских простыней из каптерки, выделенная баталером по приказу командира курсантской роты.
27
Сбитая с укрепленных позиций банда отчаянно цеплялась за каждую высоту.
То исчезала в горном безмолвии, то неожиданно появлялась на флангах с вероломным треском очередей. Начались долгие выматывающие военные будни до появления
Рейдовые роты терпеливо переходили с высоты на высоту, кружили по горам за петляющими душманами, без конца окапывались под огнем, тут же бросали обжитые окопы и вновь неслись по склонам горных высот.
Вскоре на тропах боевых действий стали находить измученных, сдыхающих ишаков. Даже терпеливые выносливые животные, казалось, не знавшие предела своим силам, беспомощно лежали на земле в мокрой испарине, хватали губами воздух и хрипло ревели.
Кровоточили их бока, истертые ремнями. Вывернутые белки глаз жалобно косили на проходящих солдат. Брошенные бежавшими хозяевами, ослики не знали, что подорвали свои силы из-за этих упрямых русских солдат.
— Вот, бедолажные, — вздохнул над подыхающими животными сержант Богунов. — Запарились совсем животные. Видимо, тащили на них ДэШэКа и ящики с боеприпасами. Смотрите, бока до крови стерты…
Он потер пальцами растерзанные бока.
— Вот же изверги! Разве это люди?.. Звери совсем!
— Даже хуже зверей…
— Звери, те с понятием…
Животные вздрагивали от судорог.
Один из затравленных ишаков поднял морду и заревел истошным воплем.
— Тоже жить хотят, хоть и четыре ноги, — сказал Матиевский.
— Ага! Голова, два уха…
— Хвост, опять же…
Кто-то гладил ишаков по выступающим ребрам.
Кто-то потер за ухом, как домашнюю кошку.
Кто-то трогал грязную кисточку неподвижного хвоста.
— Кончай зоопарк, — раздался старшинский голос прапорщика Булочки. — Их уже не поднять никакими молитвами. Загнали животных до смерти. Пристрелить их надо. Есть желающие?..
Однако желающих пристреливать не нашлось. Все отвернулись от старшины, от его нахмуренного взгляда…
— Добренькие все какие, — заворчал Булочка. — Му-усеньки… пу-усеньки… Вы еще под хвостом погладьте у них. Может, им легче станет… Да, они сами просят их пристрелить… Смотрите…
И действительно, ишаки протянули слезящиеся морды и заревели слабыми голосами, и-а-а-а… Словно просили о последней милости. И старшина уже снял с плеча автомат, железно лязгнула скоба предохранителя, и дульный срез поднял свой жестокий зрачок, как вдруг наперерез автоматному стволу бросился щуплый Осенев.
— Стойте, — закричал он, — не надо так! Мы же лю-юди! Не на-адо!.. Они же живые еще! Они поднимутся… Вот увидите!..
И он припал к шее одного животного и что-то стал горячо шептать в опущенные лопушки ушей. И рука Осенева легла под живот ишака. А другая рука затормошила лохматую челку.
— Вставай, бедненький, ну-у-у… Вставай…
И удивительное дело, не знавший русской речи ишак будто понял горячие причитания Осенева. Будто почувствовал живительный ток ласковых слов и задергался, закачался, задрыгал худыми ляжками, вытянул шею, подобрал передние ноги под себя и рывком встал, наконец, на свои шаткие копытца.