В Америке
Шрифт:
— Вы — очень смелая женщина, — сказал он.
Ему приятно было видеть своих друзей такими стройными и здоровыми. Несомненно, все дело в физических упражнениях, которыми ему, увы, не позволяла заниматься ширина талии, хотя он и признался, что даже когда был юным и стройным — да-да, он тоже когда-то был стройным, сказал он, взглянув на Ванду (эти слова адресовались в первую очередь Ванде, которая удивилась тому, что Халек с ней заигрывал), — то больше всего на свете любил побездельничать. Особенно поесть, поговорить
— Меня прельщают ваши маленькие деревенские Афины, — сказал он, — но не ваша маленькая Спарта.
Они охотно рассказывали ему о своей нерасторопности — на самом деле, в присутствии Халека они ощущали себя опытными сельскими жителями.
— Мне нравятся все эти пейзажи, — говорил он, лежа в гамаке, который специально укрепили на следующий день после его приезда. — И зверушки тоже, пока они не подходят слишком близко.
Он был равно озадачен, увидев прелестного маленького барсучка, которого поймал Рышард и сделал его домашним любимцем, и страшного гигантского скорпиона, пробежавшего по двору.
— Признаюсь, я боюсь животных, как еврей воды, — сказал он и, повернувшись к Якубу, добавил: — Надеюсь, я не оскорбил вас?
На свой первый Праздник благодарения, на котором не было индейки (Петр расплакался, и крикливую птицу пощадили), Марына надела алое льняное платье, привезенное из Польши, и позволила освободить себя от работы на кухне. Все остальные женщины занимались стряпней, и Халек удивил их, вызвавшись приготовить десерт.
— А как же, вы думаете, такой старый холостяк, как я, мог бы получать то, чего ему хочется, если бы не умел позаботиться о себе сам?
Он сказал, что пирог называется (щепотка английского) shoofly pie,или «муха, кыш!».
— Муха-кыш, муха-кыш, муха-кыш! — сразу же затараторил Петр, потому что ему приходилось отгонять мух, которых притягивала меласса и наполнитель из коричневого сахара.
— Муха-кыш, муха-кыш…
— Перестань, Петр, — сказала Марына.
— Такой сладкий, — напевал вполголоса Халек. — Просто начиненный сладостью. Мухи так и липнут!
— Как вкусно! — сказала Ванда. — Я буду вам признательна, если вы напишете мне рецепт.
— Напишите, пан Халек, — сказал Юлиан. — Она будет думать над ним целую неделю.
После десерта, когда на скатерти остались только крошки, липкие тарелки и пустые кофейные чашки, Богдан вспомнил, что они забыли исполнить ритуал, с которого должен начинаться этот «самый американский» ужин.
— Благодарю за то, что все мы здесь, — сказал он. — Кто следующий?
— Петр, милый, — сказала Марына, — скажи нам, за что ты благодарен.
— За то, что я подрос, — радостно ответил мальчик. — Я ведь подрос, мама?
— Да, мой родной, конечно. Иди и сядь к маме на руки.
— Я благодарен Америке, — сказал Рышард, —
— Я благодарна девочкам за то, что они здоровы, — сказала Данута.
— Да будет так! — произнес Циприан.
— Мы с Барбарой благодарим Марыну и Богдана за их дальновидность и благородство, — сказал Александер.
— Друзья мои, — прошептала Марына, крепко сжимая в объятиях Петра и пряча лицо в его волосах. — Дорогие мои друзья.
— Мама, я хочу сесть на стул.
— Я благодарен Америке за мечту о равенстве всех ее граждан, сколько бы ни прошло времени, прежде чем эта мечта осуществится, — сказал Якуб.
— Я благодарна пану Халеку за десерт, — сказала Ванда.
— Кажется, моя жена понизила голос, — сказал Юлиан. — Полагаю, я должен быть благодарен Америке за то, что здесь разрешено разводиться.
— Не надо, Юлиан. Прошу тебя! — взмолился Якуб.
— Анела! — крикнула Марына.
— А я благодарю пани Сольскую за ее любезный комплимент, — сказал Халек, ухмыляясь.
Девочка появилась из кухни.
— Анела, — сказала Марына гневно, — мы благодарим за свое счастье.
— Счастье, мадам? Счастье? Я сделала что-то не так?
Юлиан обхватил руками голову, а затем поднял взгляд и, гримасничая, сказал:
— Прошу прощения, Марына. Я не хотел. Извините меня.
— Вы должны принести извинения не только Марыне, — сказал Богдан.
— Эх, мужья-мужья! — проревел Халек.
— Благодарения кончились, мадам? Можно мне вернуться на кухню?
— А я пойду с тобой, дитя мое, — сказал Халек, — и ты расскажешь мне, за что ты благодарна.
Разумеется, он бесстыдно увивался и за Анелой, и за несчастной Вандой (что бесило Юлиана), но на следующий день его постигло возмездие. Когда, зайдя на кухню, он вытащил свой восставший пенис и устремился к Анеле, та бросилась наутек, а он побежал за ней с расстегнутыми штанами до самого поля за амбаром, где поскользнулся и упал в оросительный канал. Анела остановилась немного ниже по течению и в изумлении уставилась на пенис, торчащий из воды. Широкий канал был всего лишь полтора фута глубиной, но Халеку никак не удавалось подняться, и он все хрюкал да хлюпал.
— Дай руку, дитя! — Он был мокрым, как морской лев. — Твою милую ручку!
Уверенная, что она во всем виновата и что ее накажут — за то, что приглянулась толстяку, или за то, что избегала его знаков внимания, и потому он упал в воду, она и сама толком не знала, за что, но только чувствовала себя виноватой, а значит, сделала что-то не так, — Анела развернулась и побежала обратно в кухню.
Услышав лай домашней собаки — приблудного пса, которого они взяли к себе и которого Богдан, к удивлению соседей-немцев, назвал Меттернихом, — Рышард и Якуб поспешили на помощь к Халеку.