В Авдотью нашу вселились бесы!

— Говорю тебе, в Авдотью нашу вселились бесы!

Баба Глаша поёрзала на скамейке, поправила цветастый платок на голове и повернулась к Марье Ивановне. — Истинная правда, вот те крест, как перед богом говорю, — настаивала пенсионерка, заглядывая в выцветшие глаза собеседницы.

Та только поджимала губы, слушая россказни соседки. Разве может она, учительница с сорокалетним стажем, поверить в выдумки деревенщины, большую часть жизни отдавшей дойке коров?

Марья Ивановна вздохнула и слегка отодвинулась от напирающей Глафиры.

На город опускался вечер. Свежий осенний ветер шуршал листьями, гоняя туда-сюда по асфальту, и она лениво

следила за их передвижениями сквозь толстые стёкла очков.

— Марь Ванна, — не отставала соседка, — батюшку надо заказывать, чтобы приехал и изгнал бесов-то.

— Глафира, не несите чушь, — с очередным вздохом ответила учительница. — Посмотрите лучше, какая красота вокруг: воздух кристально прозрачный, листья стелются багряными тропинками, а запах! Как в лесу.

Пенсионерка притихла, оглянулась по сторонам, втянула в себя воздух с такой силой, что ноздри раздулись как кузнечные меха. Потом, что-то учуяв, понюхала воротник своей старенькой куртки, оттопырив его и по-птичьи вытянув голову. Одежка, тонкая не по сезону, почти не грела, и Глафира поддевала под низ шерстяную кофту. Иногда две. Молния на куртке барахлила, часто заедала и закрывалась не до самого верха, поэтому на шею в обязательном порядке повязывался мохеровый шарф — писк моды восьмидесятых годов. Из-под куртки до самых пят опускалась широкая бархатная юбка, изрядно потертая дворовыми скамейками. Она ни с чем не сочеталась и делала хозяйку похожей на цыганку. Завершала образ массивная обувь на тракторной подошве, этакие ботинки-внедорожники. Хоть грязь меси, хоть по болотам ходи — они выдержат и не развалятся. Сидя на лавке, Глафира изредка покачивала то одной, то другой ногой, и ботинки выныривали из-под юбки и кокетливо блестели начищенными боками.

Обнюхав куртку целиком, пенсионерка осознала комичность ситуации и отмахнулась.

— Да ну тебя, Марь Ванна. Ты бы послушала, чего говорю. Просыпаюсь вчерась ночью: гул какой-то за стенкой. У Авдотьи как будто генератор работает. Я халат на ночнушку накинула, тапки надела — и к ней. В дверь звоню. Никто не открывает, и гул не прекращается. Постояла минут пять, потрезвонила. А потом раз, и дверь толкнула. Случайно. Та и открылась! Я зашла, вижу: Авдотья наша посреди кухни стоит в одном исподнем, и на неё через окно фары светят. Да так ярко, что глаза слепят. А она в этих лучах замерла и сама сияет, словно лампочка Ильича.

— Глафира, а тебе не приснилось? Не может соседка наша сиять. Да и какие фары? Где ты видела такой автомобиль, чтобы фонарями до третьего этажа достреливал?

— А я и не говорила про машину, НЛО это был! Н. Л. О.

Глафира всем телом нависла над учительницей, стараясь доказать свою правоту. Марья Ивановна мягко отодвинула её рукой. Пенсионерка села на место.

— И что случилось дальше?

— Внезапно свет фар переключился на меня. Я на миг ослепла и, кажется, потеряла сознание. Открываю глаза — передо мной Авдотья стоит, лицо встревоженное, глаза красные как угольки. Спрашивает, что случилось, на кой чёрт к ней ночью припёрлась. Я остолбенела — испугалась взгляда бесовского. Но нашла в себе силы ответить: дверь открыта была, вот и зашла проведать.

Авдотья успокоилась, посмотрел на меня как прежде, по-доброму. Говорит: «Спать иди, всё у меня хорошо». И за дверь выставила.

Я ушла, но взгляд этот, глаза красные забыть не могу. Батюшку надо пригласить, пусть изгонит нечистую силу.

— Так это чертовщина была или НЛО? — уточнила учительница не ради интереса,

а скорее, чтобы поддержать беседу. Марья Ивановна не верила Глафире. Но воспитание и врожденное чувство такта не позволяли прямо сказать «врёшь ты всё» и перевести тему разговора.

Она тоже временами покачивала ногами, затянутыми в плотные колготки. И модельные полусапожки с острыми носами создавали диссонанс с грубыми ботинками Глафиры. Впрочем, и пальто учительницы, пошитое по последней моде, контрастировало с видавшей виды курткой бывшей доярки. Жирную точку в сравнении ставила шляпка, приехавшая из столицы законодателей моды в качестве подарка от одной из бывших воспитанниц. Марья Ивановна носила её чуть наискосок, отчего весь её облик становился чуть моложе и задорнее.

— Не знаю, — пожала плечами Глафира и внезапно схватила учительницу за плечо. — Идёт!

По дорожке, шурша листьями, ковыляла Авдотья. Она заложила обе руки за спину и неровной походкой, шаркая старомодными туфлями, направлялась к ним.

Соседки на лавке притихли.

— Авдотья Павловна, добрый день! — приветствовала пенсионерку учительница. — Не хотите присоединиться к нам, воздухом подышать? Погода сегодня чудесная.

— Отчего же не подышать? Ну-ка, Глашка, подвинься.

Авдотья тяжело опустилась на скамейку. Её грузное тело до пят было укутано в шерстяное пальто, источающее запах сырости и нафталина; голову покрывал платок, нелепо завязанный на лбу. Глаза лихорадочно блестели.

Глафира вжалась в скамейку и вся как-то съёжилась, отчего стала похожа на нашкодившего щенка, ожидающего наказания.

Тем временем Марья Ивановна продолжила разговор:

— Говорят, НЛО у нас объявился, по ночам спать не даёт, в окна заглядывает, фарами светит.

— Правду говорят, — отозвалась Авдотья. — Самолично видела.

Глафира, сидевшая поникшая, со сгорбленной спиной, при этих словах выпрямилась как палка и торжествующее посмотрела на учительницу.

— Инопланетян видела? — полюбопытствовала Марья Ивановна.

Авдотья кивнула.

— Вот! Не приснилось мне, не приснилось! — возликовала Глафира.

— Зачем же они на Землю прилетели, людей тревожат? — продолжала выспрашивать учительница.

— Жизнь предлагают вечную.

— Чего?

— Здоровье крепкое и молодость в обмен на двух девочек.

От удивления Марья Ивановна сняла очки, не отдавая себе отчёта в действиях, протёрла их о лацкан рукава и водрузила на место.

Авдотья проследила за её движениями и продолжила:

— После семидесяти здоровье совсем сдало: то спину прихватит, то суставы выкрутит. Про зрение даже говорить не хочется, село так, что перестала видеть дальше собственного носа. В квартире-то с закрытыми глазами что угодно найдешь, а на улице как? В магазин отправишься с бадиком и то, сто раз споткнешься. Ногу я ломала, помните? В двух местах! Полгода восстанавливались. А всё из-за зрения проклятого.

Месяц назад операцию собиралась делать на глаза: с врачами договорилась, анализы сдала, документы собрала. Завещание написала на всякий случай. Но решила обождать — боялась сильно. А сегодня без очков и без операции хорошо вижу. И кожа стала как в пятьдесят — гладкая да свежая.

В доказательство она вытянула перед собой руки. Те и правда выглядели помолодевшими.

— И кого ты отдала инопланетянам? — осторожно уточнила Глафира.

— Дык, внучек своих — Лерку и Верку. Дочь на выходных привозила. Пользы от них никакой, один шум. Слава Богу, избавилась.