В августе 79-го, или Back in the USSR
Шрифт:
В четыре часа дня за мной заехал Рашид Ильгизович, и мы с ветерком рванули в Новороссийск. В машине я познакомился с Юрием Петровичем – заведующим отделом культуры анапского горкома партии.
– Вы в самом деле пишете песни для Аллы Борисовны? – спросил он.
– Да, но недавно, песни пока не записаны. Еще для группы «Цветы»… А вы, случайно, не знаете, какое отчество у Кобзона – Давыдович или Давидович?
– Мне это положено знать. Давыдович.
– Но ведь он еврей, а еврейское имя Давид пишется и произносится без «ы» – оно известно уже четыре
– Все называют Кобзона Давыдовичем. А скрывать свое еврейское происхождение ему нет никакой необходимости, – уверенно заявил партработник.
– Ну, это сейчас, а раньше, наверное, скрывал, – возразил Рашид Ильгизович.
– У нас такое не скроешь!
– Да, Юрий Петрович, а вы с ним лично знакомы? – спросил я.
– Были как-то вместе на банкете после концерта, в Краснодаре. но он, наверное, меня не помнит – там много народу было.
Оказалось, помнит. Это выяснилось, когда мы после концерта, воспользовавшись удостоверением Юрия Петровича, зашли в гримерку к Кобзону. Иосиф Давыдович вспомнил и мероприятие, и Юрия Петровича – как тот приглашал артиста в Анапу с концертами.
– Иосиф Давыдович, познакомьтесь. – Юрий Петрович указал на меня. – Это Артур Башкирцев, композитор, пишет для Аллы Борисовны, для Стаса Намина.
Кобзон внимательно посмотрел на меня: на лице его светилась дружелюбная улыбка, но взгляд был жестким, оценивающим.
– Башкирцев? Не слышал. Давно работаете с Аллочкой?
– Недавно. у меня и для вас есть несколько вещей, не послушаете? – Я протянул ему кассету.
– Не люблю я эти модные штуки, кассеты, то да се. Я привык по старинке, вживую. Пойдемте на сцену, к инструменту, там и послушаю.
Он повел меня на сцену, к роялю, где я попытался внятно пропеть «Как упоительны в России вечера».
– Да, неплохо, неплохо. песня с двойным смыслом. У нас в России это дело любят… – Кобзон пощелкал пальцем по горлу. – Еще что-нибудь есть?
Я напел ему по куплету из остальных подобранных песен. Видно было, что песни ему понравились, но он почему-то пытается это скрыть – лицо его не выражало особых чувств. Тут слово взял Юрий Петрович.
– Шикарные песни! – воскликнул он. – Как раз в вашем стиле. и слова, как говорится, в формате!
– Да слышу я, слышу, – успокоил его Иосиф Давыдович, – хорошие песни. Меня другое смущает. Вы член союза?
– Пока нет, но очень хотелось бы! Алла Борисовна говорила, что вы можете помочь.
– Образование есть?
– Только музыкальная школа.
– Это плохо, там у нас бюрократов много, сложно сейчас. У тебя классического ничего нет?
– Нет. – Я задумался. – Вот, есть музыка для кино!
– Это хорошо, поможет, это всегда солидно звучит. Я позвоню на «Мосфильм», узнаю, что там у них в планах есть на подходе. Телефон мой московский запиши.
– У меня есть, мне Болдин дал.
– А, Женя. Понятно. Тогда звони в четверг, я как раз в Москве буду, дома. Еще песни есть?
– Будут! – многозначительно пообещал я. Иосиф Давыдович внимательно посмотрел на меня и, поняв, что я имел в
– Не переживай, с союзом помогу, я слов на ветер не бросаю. Тем более песни у тебя отличные!
Мы поговорили еще немного и попрощались. В машине Юрий Петрович долго хвалил Кобзона, называл его умным и деловым человеком. Мне Кобзон тоже понравился – очень уверенный в себе человек, он и с людьми общается правильно – уважительно, без звездности.
Приехали мы поздно вечером, обменялись телефонами и дружески распрощались. Я был доволен – знакомство с влиятельным чиновником мне не помешает.
На следующий день с утра ко мне явилась вся компания – Марина с Ромой, Женя и Роза Афанасьевна; они тактично не стали упоминать о позавчерашнем разговоре, а сразу потащили меня на санаторный пляж. По дороге я им рассказал о Кобзоне и его обещании помочь мне с Союзом композиторов. Рома передал просьбу Жоры не забывать о тренировках – в самом деле, я три дня не появлялся на Пионерке. Потом я обратился к Жене:
– А сколько лет надо учиться в консерватории на композиторском?
– Пять лет на теоретико-композиторском отделении плюс пять лет аспирантуры, – ответила она.
– Нет, столько мне не выдержать, – со вздохом сказал я.
– А зачем это тебе? – удивилась Женя. – Играешь ты прилично, а сочиняешь здорово – этого никакое образование не даст!
– Так-то оно так, но диплом мне бы явно не помешал.
– А что, Пугачева с Кобзоном у тебя диплом спрашивали? – с усмешкой спросила Роза Афанасьевна.
– Они – нет, а вот в ВААПе спросили сразу же. А денежки-то ВААП платит!
– Но песни-то зарегистрировали?
– Да, но к «Мелодии» без корочек не подпускают, и в рапортичках исполнителей должно быть не менее восьмидесяти процентов песен членов Союза композиторов.
– С такими песнями им придется тебя сделать членом, – сказала Марина и сама же захохотала вместе со всеми.
На пляж тем временем стали подтягиваться после завтрака отдыхающие сограждане; они с завистью поглядывали на наших загорелых девчонок и японскую магнитолу, из динамиков которой доносилась незнакомая им музыка. Молодежь старалась устроиться поближе к нам, чтобы послушать музыку, о которой еще никто в Союзе не знал, – группа Secret Service выпустит этот альбом только через три месяца. Наконец, не выдержав, к нам подошла симпатичная молодая пара: высокий блондин и яркая брюнетка.
– Скажите, пожалуйста, а что это за музыка у вас играет? – вежливо сказал светловолосый парень.
– «Сикрит сервис». Шведская группа, – ответил я.
– А не знаете, где ее можно записать? А то у нас на дискотеке в санатории одно старье крутят.
– Мы не знаем, – пришлось честно признаться мне – я еще не отдавал эту запись ни Рустаму, ни Марату – было рановато.
– А вы из нашего санатория?
– Нет.
– Приходите к нам вечером на дискотеку со своей музыкой, – включилась в разговор девушка-брюнетка. – У нас молодежи много и аппаратура есть – а вечером скучно!