В Августовских лесах
Шрифт:
– Есть накормить людей!
– Чубаров повернулся и, пригнувшись, побежал по траншее.
Через некоторое время его приземистая, в новом обмундировании фигура мелькала во второй траншее. Ставя полную миску макарон, положив большой кусок рыбы, он каждому внушительно говорил:
– Все съесть, без остатка. Поешь крепче, стрелять будешь метче!
После этого начальник заставы приказал Чубарову доставить в комендатуру документы и донесение.
Проводив Чубарова, Усов быстрыми шагами прошел на командный пункт и стал наблюдать в бинокль за полем боя. Во второй траншее пулеметные очереди перемешивались с гулкими винтовочными выстрелами. От линии границы, скрытой кустарником и лесом, доносились чужие, захлебывающиеся,
– Вторая, вторая... Что нового? Появилась кавалерия? Ничего! Встретим и кавалерию... Хотят прорваться в тыл? Наблюдаю.
Зловещий свист мин заставил Усова плотно прижаться к стенке траншеи. После разрывов над бруствером вместе с тучей песка и пыли клубился смрад, густо заполняя ходы сообщения. Усов вскочил и окинул взглядом траншею. Все были на местах. Румянцев отряхивал с гимнастерки песок. Владимиров протирал подолом гимнастерки затвор снайперской винтовки. Бражников вглядывался вперед, он словно прирос к ручкам станкового пулемета. Вдруг он резко склонил голову, и тут же стальной щит затрясла длинная хлесткая очередь. Усов вскинул к глазам бинокль. Окуляры поймали и приблизили зелень кустов, где на рысях шла группа всадников на крупных рыжих лошадях. Не доскакав до переправы, они повернули обратно, оставляя на земле посеченных пулями коней. Всадники еще мельтешили в кустах, но Бражников почему-то не стрелял.
– Ого-онь!
– крикнул Усов, но пулемет молчал.
Сжимая в руках бинокль, Усов подбежал к Бражникову.
– Заело, товарищ лейтенант!
– повернув голову и вытирая рукавом гимнастерки разгоряченное лицо, ответил сержант. От виска его к мочке уха катились грязные струйки пота.
Усов отстранил приподнявшегося Бражникова и отодвинул затвор. Приемник оказался забитым песком.
– Отказывает оружие, - сказал Бражников.
– Уже несколько раз чистил, все тряпки израсходовал. Как мина лопнет, так куча песка.
– Чистить, быстро! Сейчас кавалерия снова пойдет в атаку, в тыл прорвется, вот тогда будут нам "тряпки!" - Усов выхватил из кармана пахнущий духами платок и торопливо стал протирать приемник пулемета.
– Платочком, товарищ лейтенант, тут не спасешься!
– Бражников дернул пряжку поясного ремня и, расстегнув его, вместе с подсумками бросил себе под ноги. В одно мгновение он стащил через голову гимнастерку и с треском разорвал нижнюю рубашку надвое.
– Разрешите, товарищ лейтенант?
– сжимая в руках белые ленты полотна, проговорил Бражников.
Усов, комкая в кулаке носовой платок, встал сбоку и с волнением следил за ловкими движениями рук сержанта. Глядя на его сильное, мускулистое, тронутое загаром тело, Виктор почувствовал, что рядом с этим богатырем он сам становится сильней.
Обернувшись, лейтенант увидел, что Владимиров тоже рвал рубаху и бросал белые клочья товарищам. Сорока, вытянув забинтованную ногу, протирал затвор ручного пулемета. Потом начал менять ствол. Несколько раз начальник заставы отсылал Сороку в укрытие, но он снова появлялся то в первой, то во второй траншее. Усову захотелось самому сбросить с плеч гимнастерку, освежить тело прохладным ветерком, хотелось сказать людям какие-то значительные слова, но его окликнули вернувшиеся из разведки Юдичев и Кононенко.
Они сообщили, что на правом фланге, против второй траншеи, во впадине Августовского канала, накапливается противник. Южнее заставы в лес втягивается кавалерия. Предположение, что фашисты намереваются форсировать канал и зайти в тыл, оправдывалось. Усов подошел к телефону и, опустившись на корточки, взял у связиста трубку и сообщил обстановку коменданту, а затем позвонил Шарипову. Не
– Сержант Бражников, ко мне!
Подтянув поясной ремень и вытирая на ходу руки тряпкой, Бражников подошел к начальнику заставы.
– Присядь, - сказал Усов, протягивая сержанту папиросу.
– Видел я, как ты фашистскую кавалерию сразил. Надеюсь, больше пулемет не заест? Теперь надо снова ждать появления конницы. Возьмите с Румянцевым ручной пулемет, захватите побольше патронов и дисков и сядьте в засаду. Выдвинитесь ползком в учебный окоп. Знаете, в соснах?
– Сам отрывал, товарищ лейтенант!
– ответил Бражников.
– Тем лучше. Займите окоп и, как только фашисты начнут переправляться через канал, расстреливайте их в упор. Мы поддержим, и пушки подполковника Рубцова тоже ударят!
– Усов задумался и, медленно подняв на Бражникова воспаленные глаза, добавил: - Отход - две красные ракеты с командного пункта. Задача ясна?
Бражников ответить не успел. В руке начальника заставы протяжно запела телефонная трубка.
Усов приложил ее к уху.
– Слушаю, товарищ комендант! Есть, есть!
– отрывисто говорил он. Лицо его становилось все суровее, остро поблескивали глаза с выражением гордой и жгучей радости.
– По радио выступает нарком иностранных дел!
– крикнул Усов притихшим пограничникам.
Стоявшие неподалеку подходили поближе и напряженно прислушивались.
– Всех, кроме наблюдателей, ко мне!
– передавая связисту трубку, приказал Усов, но тут же, о чем-то вспомнив, решительно добавил: - Нет, собирать не нужно. Пусть все, кто меня слышит, коротко расскажут своим товарищам. Сейчас от имени Центрального Комитета нашей Коммунистической партии и Советского правительства по радио сообщили советскому народу, что сегодня в четыре часа утра фашистские войска вероломно напали на нашу Родину. По всей линии государственной границы, от Баренцева до Черного моря, на протяжении трех тысяч километров, на всех постах и заставах, пограничники грудью встретили врага, героически защищая священные границы нашей Родины! Красной Армии отдан боевой приказ - дать жестокий отпор фашистским захватчикам! Нам выпала великая честь первыми ударить по врагу, и мы будем бить его до последнего патрона, ни на шаг не отступим от границы. Передайте слова из Москвы: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Стреляйте, товарищи, метко, наверняка, насмерть. За нами стоит Родина, с нами весь советский народ!
Сообщение начальника заставы передавалось из уст в уста. Усов обошел траншею и, останавливаясь в каждой стрелковой ячейке, рассказывал о передаче. Новое, одухотворяющее чувство охватывало пограничников, они напряженно и зорко всматривались вперед, разили врага без промаха, пользуясь малейшей передышкой, они подтаскивали запас патронов, разбирали и чистили оружие, перевязывали раненых товарищей. Все раненые, кто мог двигаться, из окопов не уходили, продолжали вести бой. Побывал начальник заставы и во второй траншее.
– Слышал выступление наркома?
– встретив Усова, возбужденно спросил Шарипов.
– Слышал весь конец речи, - присаживаясь в тесном окопе на корточки, ответил Усов.
– Дежурный комендатуры телефонную трубку к репродуктору приспособил. Слышал: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Как же может быть иначе, Александр? Как мне хочется ударить! Силенок бы немножко побольше, ох, и ударили бы! Да еще ударим! Слушай, Саша, надо организовать вылазку на выступ канала. Они накапливаются ниже моста. Угостить покрепче гранатами. Здесь, у нас, на этом фланге...
– Усов топнул ногой по дну окопа, - здесь, Александр, ключевая позиция. Они понимают это. Мост и две дороги. Они уже убедились, что в лоб взять нас трудно. Подтянули кавалерию, думают атаковать с тыла. Если обойдут, то заставы не удержать.