Александр Рославлев. В БАШНЕ. Стихи. Книга первая. (Москва, «Эос». 1907). Стихотворения разных лет
В БАШНЕ
Моей спутнице
Посвящение («Тебе, небесной, с ликом девы…»)
Тебе, небесной, с ликом девы,Чье имя — «мудрость», я принесМои суровые напевы,Цветы кровавых зорь и роз.Я, огнекрылый, ярый воин,Через века ведущий рать,Гроза царей, я недостоинТвоих сандалий развязать.Но будь, святая, благосклонна,Кинь высь надзвездного дворца,С улыбкой на земное лоноСойди и выслушай певца.
МЯТЕЖ
Учителю (Валерию Брюсову)
Учитель, в сердце откровеньеСтрелою огненной впилось,И я, как ты, в оцепененьи,Слежу в веках земную ось…Ты вскрыл грозящие нам бездны,Ты
расшатал ее чеку,И вот гласит твой стих железныйТвою суровую тоску.Уйдя от гулкого смятенья,Слепых чудовищ — городов,Ты в своевольном заточеньиСмертельно алчешь вечных снов.В ночной тиши, мудрец упорный,Вкушаешь яды вещих книг,В мечтах: то зверь, то дух нагорный,То Бога солнечный двойник.На миг луч сладостной надеждыПустыню мира озарит,И вновь устало клонишь вежды,Храня спокойный, строгий вид.Моя душа встречалась где-тоС твоей великою душой.Тропой тернистою поэтаИду, учитель, за тобой.
Века
Провижу вас грядущие века,Провижу и скорблю душой неискушенной,И скорбь моя, как море, глубока.Орлиной мыслью к солнцу вознесенный,Слежу я жизнь, слежу за мигом миг,И вижу: рабство, кровь и труд бессонный.Ум изнемог от бесконечных книг,Я до конца изведал все соблазны,Донес и сбросил тяжесть всех вериг,Хохочет дьявол в маске безобразной,И крутит стрелки огненных часов,И ужас каждый час как будто разный,Что ни мгновенье тысячи гробовИ тысячи рождений и зачатий.Река из тел стремится в даль веков.Богохуленья, бешенство проклятий,И месть кому-то, месть, как змей в груди,И всё в напрасной, непосильной трате.Чего мы ждем, безумцы, впереди!Далекий или близкий, брат безвестный,Ты слышишь сердце? Слышишь? — Жди, жди, жди…Не верь ему, мы, птицы в клетке тесной,Забыли высь и голубой простор,Нам не упиться музыкой небесной.Что высь небес, нам страшны выси гор.Тысячелетия, как день вчерашний.О человечество, позор тебе, позорОт пирамид — до Эйфелевой башни!
Вифлеем
Глас в Раме слышен, плачь и рыдание
и вопль великий, Рахиль плачет о детях
своих и не хочет утешиться, ибо их нет.
Иеремия 31, 15
О, Вифлеем, ты горестью велик,Ты стал в веках, как светлая гробница,Как слезь любви сокровищный тайник.Я помню все, я помню, мгла, как птица,Рвалась и билась, помню блеск мечейИ как бы пьяные, тупые лица.Мне не забыть безумья матерей,Тщету их рук, их груди в жалкой дрожиИ кровь детей, о звери, кровь детей!Мне не забыть разметанное ложе,Замерший взгляд и вялость женских ног,Его лицо и смех на лай похожий.О ночь злодейств, о властолюбец Бог.Убей меня, убей без промедленья,Чтоб я, Твой раб, простить Тебя не мог.Кровь, кровь детей, какое омраченье,Позор отныне на главу Твою.Как искупить? Возможно ль искупленье?Не Ты ль дал солнце, чтобы дать змею,Посеял мысль, не пощадив слепого,И вметил высь у бездны на краю?Тебя простить, о нет, я слышу сноваРожки, команду, сотни голосовИ слово «Цезарь»— каменное слово.Кровавый бред, кричащий из веков.Безглазый ужас, маски исступлений,И скорбь, которой выразить нет слов.Тебя зовут обманутые тениВ тоске великой, Ты же глух и нем,И слеп, — в Твой храм обагрены ступени,И целый мир, как скорбный Вифлеем!
В книгохранилище
В хранилище старинных, пыльных книгВникаю я в далекие вещания…Часы бегут и дорог каждый миг.Я упоен блаженством обладаньяГлубинами забытых мудрецов,И целый мир встает, как мир познания.Но иногда величие вековГнетет меня, и веет жуткий холодОт выцветших, слежавшихся листов.О, если б я был бесконечно молод,О, если б жить несчетные годаИ утолить неутолимый голод!Но знаю, я обмануть: «нет» и «да»,Минуют дни восторженных исканийИ мысль придет к безвременью труда.Угаснет пыл сомнений и желаний,Изменят недовиденные сны,И я умру в начале начинаний.Я разгадал томленье тишины,И чуткий сумрак лодок запыленных,И понял я, что в жизни все равны.Не надо мудрости и песен исступленных!Как все в Одном и как во всем Один,Равны в близи и в знаках отдаленныхПоэт, мудрец и дерзкий арлекин.
Барельеф
Виктору Муйжелю
Я видел барельеф, и до сих порМне сердце жжет о нем воспоминанье…Вот в небо крик, вот каменный укор!Под барельефом не было названья:Труп женщины,
на нем мужчины труп,Их Змей сдавил и замер в созерцаньи…Взгляд у обоих холоден и туп,Но столько страсти в жадном поцелуеОт смертной боли искривленных губ.Проклятый Змей, чью силу роковуюНе одолеть, чьих чар не избежать,Коварный Змей, обвивший ось земную!Земля, земля — моя святая мать,Везде прополз он — враг твой ненасытный,На всем его зловещая печать.Неуязвимый, злобно-любопытный,Следивший жизнь несчетные года,Он исказил твой облик первобытный.Чуть не до неба встали города,Где ровный свет, гудки автомобилей…И где простор потерян навсегда…Напрасны взрывы яростных усилий,И крик «свобода» смелых бунтарей,Нам не вернуться к легендарной были,Когда под солнцем, звери меж зверей,Бродили радостно Адам и Ева,Прекрасны, мудры в наготе своей.Что ж, сеятель губительного сева!Ты победил: земля в сетях твоих.Но чем еще насытишь алчность зева,Дух познаванья, — темный бог слепых?
Солнце
М. П. Арцыбашеву
Жизнь — вечный пир, внимайте солнцу, люди,Оно поет, у вас в крови поет,О творческом, о неизбывном чуде.Прекрасна дева в час, когда придетЕе жених и с них спадут одежды,Прекрасней мать, питающая плод.Расти, дитя, вновь будут властны вежды,Пронижет мысль все звезды и века,И сердце примет новые надежды.О счастье жить! В луче моя рука!Какая радость чувствовать в ней силу,И хрупкий стебель нежного цветка.Во всем подобься гордому светилуИ улыбнись, когда тебе с тоскойУкажет кто на раннюю могилу.Нет прошлого, нет жизни прожитой.Не убывает ни одно мгновенье,Но каждое вновь связано с тобой.Проклятье утверждающим сомненье,Клевещущим на солнечный простор!Вот истина великого значенья,Вот эпитафия: «Склони твой взор,Пусть каждый знак, который здесь начертан,Блеснет, как луч рассветный из-за гор,Живи! Я жил, я мыслил — я бессмертен.
Смерть
Смерть — старая насильница — пьяна.На улицах не счесть телег с гробами,На кладбище могильщики без сна…Смерть всюду, каждый миг в трактире, в храме…Кто зачумлен, тому спасенья нет,Хоть на других глядит ее глазами.Все: юноша, старик в избытке лет,Дитя — цветок и женщина, как сказка,Замкнулись все и жгут вечерний свет.Но страх не заглушит ни хмель, ни ласка;Он у дверей, в каждый, молча, ждет:Вдруг боли, корчи и лицо, как маска.Смерть — старая насильница найдет,Руками цепкими вопьется жадно,И мертвым ртом к живому рту прильнет.Дышать и знать, что дышишь, так отрадно.Я, солнце, твой и мысль моя, как ты,Возвышенна, красива и громадна.Зачем же смерть и ранние кресты?А в эти дни их выросло так много.Вот, может, шел к возлюбленной, мечты…И трупом лег у милого порога.Кто ж кормчий наш? До дна раскройся твердь,И обнажи нам дьявола иль Бога,Чтоб знали мы, что вечно: жизнь иль смерть.
Любовь
А.И. Куприну
Любите так чисто и свято, как звери,Любовь — это солнце в полдневной красе,Любовь — это в вечность раскрытые двери.Любите, как звери, любите и всеКоснетесь безумств переполненной чаши,Иль сердце омоете в красной росе.Что может быть ярче, что может быть краше,Звериного счастья двух юных сердец.Берите его, каждый миг оно — ваше….Кто зверя связал, тот насильник и лжец,Тот жизни солгал, изнасиловав тело,Пусть женщина — «самка», мужчина — «самец»…И это прекрасно, коль сильно и смело;Любить и дарить человека земле,Чтоб солнце в крови его вновь пламенело.Всевластна любовь и в добре и во зле.Любите ж, поймите весь ужас потери:Прожить, не любя, до морщин на челе.Любите, так чисто и свято, как звери.
Слава
О слава, слава, скользкая тропа!Сегодня ты увенчан и прославленИ рукоплещет шумная толпа,А завтра после пыток обезглавлен,И палачом твой бледный, страшный ликТолпе, тебе рукоплескавшей, явлен.Безумьем ты, иль разумом велик.Не пей из чаши работворной власти,Отравлен тот, кто к ней хоть раз приник.И на пути к твоей заветной страстиНе доверяйся кораблю толпы,На кораблях толпы гнилые снасти.Как много их разметано в щепы!Я б властвовала» но предпочел иное:Направил в горы твердые стопы,Достиг вершин и вот теперь вас двое.А жизнь, как сон, которого уж нет,Нас двое: я и солнце золотое.Отсель глашу мой радостный завет:— «Кинь города — смятенных душ плененье,Цари один, неси на горы светИ презирай людское поклоненье».
