В безбрежности

Бальмонт Константин Дмитриевич

В молчаньи песков беспредельных я слышу неведомый шум, Как будто в дали неоглядной встает и крутится самум, Встает, и бежит, пропадает, — и снова молчанье растет, И снова мираж лучезарный обманно узоры плетет. И манит куда-то далеко незримая чудная власть, И мысль поднимается к Небу, чтоб снова бессильно упасть: Как будто бы Жизнь задрожала, с напрасной мечтой и борьбой, И Смерть на нее наступила своею тяжелой стопой.

ЗМЕИНЫЙ ГЛАЗ

Датскому лирику Тору Ланге

Огней полночных караван В степи Небес плывет. Но кто меня в ночной туман Так ласково зовет? Зачем от сердца далека Мечта о Небесах? Зачем дрожит моя рука? Зачем так манит прах? Болото спит. Ночная тишь Растет и все растет. Шуршит загадочно камыш, Змеиный глаз цветет. Змеиный глаз глядит, растет, Его лелеет Ночь. К нему кто близко подойдет, Уйти не может прочь. Он смутно слышит свист змеи, Как нежный близкий зов, Он еле видит в забытьи Огни иных миров. Не манит блеск былых утех, Далек живой родник. В болоте слышен чей-то смех, И чей-то слабый крик.

ГИБЕЛЬ

Предчувствием бури окутан был сад. Сильней заструился цветов аромат. Узлистые сучья как змеи сплелись. Змеистые молнии в тучах зажглись. Как хохот стократный, громовый раскат Смутил, оглушил зачарованный сад. Свернулись, закрылись цветов лепестки. На тонких осинах забились листки. Запрыгал мелькающий бешеный град. Врасплох был захвачен испуганный сад. С грозою обняться и слиться хотел. Погиб — и упиться грозой не успел.

«Вечерний свет погас…»

Е. А. Варженевской.

Вечерний свет погас. Чуть дышит гладь воды. Настал заветный час Для искристой Звезды. Она теперь горит, Окутанная мглой, И светом говорит Не с Небом, а с Землей. Увидела она, Как там внизу темно, Как сладко спит волна, Как спит речное дно. И вот во мгле, вдали, Открыв лицо свое, Кувшинки расцвели И смотрят на нее. Они горят в ночи, Их нежит гладь воды, Ласкают

их лучи Застенчивой Звезды. И будут над водой Всю ночь они гореть, Чтоб с Утренней Звездой Стыдливо умереть.

ИСПОЛИНСКИЕ ГОРЫ

Исполинские горы, Заповедные скалы, Вы — земные узоры, Вы — вселенной кристаллы. Вы всегда благородны, Неизменно прекрасны, От стремлений свободны, К человеку бесстрастны. Вы простерли изломы, Обрамленные мохом, Вы с борьбой незнакомы, Незнакомы со вздохом. Вы спокойно безмолвны, Вас не тронут рыданья, Вы — застывшие волны От времен Мирозданья.

КОВЫЛЬ

Точно призрак умирающий, На степи ковыль качается, Смотрит Месяц догорающий, Белой тучкой омрачается. И блуждают тени смутные По пространству неоглядному, И непрочные, минутные, Что-то шепчут ветру жадному. И мерцание мелькнувшее Исчезает за туманами, Утонувшее минувшее Возникает над курганами. Месяц меркнет, омрачается, Догорающий и тающий, И, дрожа, ковыль качается, Точно призрак умирающий.

ОКЕАН

_СОНЕТ

Вдали от берегов Страны Обетованной, Храня на дне души надежды бледный свет, Я волны вопрошал, и Океан туманный Угрюмо рокотал и говорил в ответ. «Забудь о светлых снах. Забудь. Надежды нет. Ты вверился мечте обманчивой и странной. Скитайся дни, года, десятки, сотни лет, — Ты не найдешь нигде Страны Обетованной». И вдруг поняв душой всех дерзких снов обман, Охвачен пламенной, но безутешной думой, Я горько вопросил безбрежный Океан, — Зачем он странных бурь питает ураган, Зачем волнуется, — но Океан угрюмый, Свой ропот заглушив, окутался в туман.

«Вечно-безмолвное Небо, смутно-прекрасное Море…»

Вечно-безмолвное Небо, смутно-прекрасное Море, Оба окутаны светом мертвенно-бледной Луны. Ветер в пространстве смутился, смолк в безутешном просторе, Небо, и Ветер, и Море грустью одною больны.