В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война
Шрифт:
На этот раз Борис Георгиевич назвался профессором Мадридского университета. Подробно рассказывал о жизни в Испании. А потом, разглагольствуя о родстве испанской и русской души, сказал:
— В Мадриде считают, что испанцы лучше всего понимают Достоевского. А русские — лучше всего понимают Сервантеса!
Я опешил. Спрашиваю его шепотом:
— Откуда вы это взяли?!
Он мне шепчет в ответ:
— Тихо! Это я сейчас придумал…
Сенсации в литературоведческих кругах сие открытие не вызвало. Поскольку, слава богу, до них не дошло.
В Лас-Пальмасе постоянно жил и работал
Так. Сами ищут? Через посредников? Мы насторожились. Но на встречу пошли.
Она состоялась в пустом зале небольшого портового кафе. Крытый клеенкой стол, мухи, жара. За окном гудели краны.
За столом сидело трое. Один — бородатый, плечистый. Явно — за старшего.
Миллер с порога заявил, что я работаю в газете «Вахта». О том, что я ее, собственно, и делаю, он не сказал. Моряки радостно начали жать мне руки и объяснять, какой я молодец. Слишком радостно. Потом спросили:
— Если мы здесь останемся, трудно будет найти работу?
Мы им ответили, что не советуем никому бежать на Запад. Это— не выход. Они замолчали. Мы осторожно поинтересовались — в чем цель нашей встречи?
Один из них сказал, что хотел бы давать материал для нашей газеты.
— Ну что ж, — сказал я и достал блокнот. — Сразу и начнем.
Все опять замолчали. Потом тот, что хотел давать материал для «Вахты», запинаясь, начал рассказывать. Про то, как в Анголе нашим морякам разрешают провозить ограниченное количество кофе, из-за чего в порту устраивают «кофейный контроль». Н-да, редкостная сенсация. Стало понятно, что ничего существенного они рассказывать не хотят. Иной моряк тебе за кружкой пива за неполный час на целую полосу материал предоставит. Матерки вычистить — и печатай.
Потом бородатый заявил, что у него в Москве есть выход на дипломатический канал и он готов переслать в наше издательство сенсационную рукопись. Как он выразился — «социально-политическую». Только адрес нужно — куда доставить. Я ткнул ему пальцем в последний номер «Вахты»:
— Адрес здесь есть. Можно отправить рукопись по почте из любой несоциалистической страны.
— А гонорар?
— Если напечатают — получите.
Тут бородатый фамильярно похлопал Бориса Георгиевича по плечу:
— Боря, ты что, не понимаешь, о какой сенсации идет речь?! Здесь скупиться не надо…
В воздухе запахло гебней. Причем — мелкой.
Мы сказали, что обо всем договорились. Подробности — письмом. Тот, что рассказывал про кофе, сказал, что оставит для меня пакет с газетами, откуда я могу почерпнуть много важной информации для «Вахты». И еще раз спросил про мой адрес. Это уже было несколько навязчиво.
Я еще раз ткнул в адрес на газете, и мы зашагали к дверям. Па следующий день я забрал обещанный пакет в маленьком
Ну и на что рассчитывали эти гебульнички? Слава богу, больше мы их не видели. Но обрывки информации, которую они узнали, потом появились в советской прессе.
Лас-Пальмас был насыщен литературой под завязку. Точки-магазины снабжены, у Рауля был запас, у старика чеха — тоже. И наши лица уже примелькались. Скоро неповоротливая машина противника начнет действовать. Пора переходить на другой участок.
До Тенерифе, соседнего острова, мы плыли на «ракете». Похожей на ту, что ходила в Питере до Петергофа. Качало сильно. Я с опаской смотрел в иллюминатор на серые волны. Заметив это, Миллер решил подшутить. Он подозвал симпатичную испанку, что разносила кофе пассажирам, и спросил:
— А акулы здесь водятся?
— Конечно! На них для туристов даже охоту устраивают.
— Большие?
— Нет, не очень.
— Ну, этого, — он показал на меня, — сможет проглотить?
Девушка ласково улыбнулась:
— Ну, этого-то точно проглотит, не подавится!
Переводил с испанского Борис Георгиевич. Так что за точность не ручаюсь.
Санта-Крус де Тенерифе — размером поменьше, чем Лас-Пальмас, и поспокойнее. Те же пальмы, улицы, что взбираются вверх по склону и растекаются вниз ручейками маленьких улочек. Но туристов — поменьше, и суеты — тоже. На одном из углов я увидел странный памятник. Огромный бронзовый ангел с развернутыми крыльями. На его спине стоял человек в римской тоге, с длинным мечом в руках.
— Борис Георгиевич, кто это? Лицо что-то знакомое…
— Сейчас спросим…
На лавочке возле памятника сидело несколько старичков в беретах и что-то оживленно обсуждали. Миллер спросил у них про памятник. Они заулыбались. Ответ я понял без перевода.
— Это — наш Франко!
Старички тут же вернулись к прерванной беседе. Один из них начал темпераментно размахивать в воздухе палкой и убеждать в чем-то прочих. Борис Георгиевич перевел:
— Сегодня в Испании — выборы. Он говорит, что они — ни к чему. Нам, дескать, нужна военная диктатура! Помните, как поднялся уровень жизни после победы Франко?!
Это были ветераны-франкисты. По-испански говорят. А в остальном — очень похожи на наших ветеранов. Которые рассказывают, что «при Сталине порядок был»! Вот только если бы у нас в ту эпоху был не Сталин, а Франко, не были бы мы сейчас эмигрантами. И ветераны бы жили гораздо лучше.
Во Франкфурт мы летели из Лас-Пальмаса. Подобных операций было много, в самых разных портах. Но эта отозвалась на следующий год в советской прессе. В газете «Неделя» вышла статья под заголовком «Тандем провокаторов». Узнать Миллера на фотографии было сложно. Меня и по тексту не все узнали: «Мальчишка испанец сунул моряку свернутую газету в карман». Ну-ну. Небось отбрехался кто-то из моряков. «Он выдавал себя за бывшего сотрудника “Мосфильма”». Это они меня с Эдиком Гинзбургом перепутали. «Тунеядец с незаконченным средним образованием, высланный за границу за антисоветскую деятельность вместе с матерью и младшим братом». Вот тут уже мама обиделась: «Так это что, не тебя со мной выслали, а меня с тобой, что ли?!» «Теперь это “благородное семейство” было спущено энтээсовцами с цепи на пляжах Лас-Пальмаса». Ну, тут — без комментариев…