В бурях нашего века (Записки разведчика-антифашиста)
Шрифт:
– Почему дан сигнал тревоги? - спросил он.
– Толпа вооруженных эсэсовцев ломится в двери, - взволнованно сообщил дежурный. - Произошло что-то необычное. Я не открываю им двери. Они стучат и ругаются и могут в любой момент сюда ворваться.
Сотрудники знали, что стеклянные входные двери торгпредства не выдержат серьезного натиска. Предохранительная металлическая сетка тоже не служила надежным препятствием. Следовательно, гитлеровцы могли ворваться в помещение в любой момент. В считанные минуты они оказались бы у закрытой двери помещения, которая лишь одна была способна задержать эсэсовцев на какое-то время. Нельзя было терять ни минуты. Федечкин вызвал своих коллег Н.П.Логачева и Е.И.Шматова, квартиры которых
Печка в комнате была маленькая. В нее вмещалось совсем немного бумаг, и пришлось разжечь огонь прямо на полу, на большом железном листе, на котором стояла печка. Дым заволакивал комнату, но работу нельзя было прекратить ни на минуту, фашисты уже ломились в дверь.
Железный лист накалился докрасна, стало невыносимо жарко и душно, начал гореть паркет, но сотрудники продолжали самоотверженно уничтожать документы - нельзя было допустить, чтобы они попали в руки фашистов. Время от времени кто-либо подбегал к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха, и тут же возвращался к груде обгоревших бумаг, медленно превращавшихся в пепел...
Когда эсэсовцы взломали наконец дверь и с ревом ворвались в помещение, все было кончено. Они увидели лишь груду пепла и неподвижные фигуры на полу. Фашисты растолкали их сапогами, принялись обыскивать. Заставили спуститься в холл торгпредства. Вскоре прибыл закрытый черный фургон, в него втолкнули всех четырех сотрудников и повезли в гестапо. Там у них отобрали часы, деньги и другие личные вещи, а затем каждого бросили в одиночную камеру. По нескольку раз в день их вызывали на допрос, били, пытаясь выведать секретную информацию, заставляли подписать какие-то бумаги. Так продолжалось десять дней. Но советские люди держались стойко, и фашисты ничего не добились. Советские люди с честью выполнили свой долг. Их освободили только в день нашего отъезда из Берлина и доставили прямо на вокзал. Они еле держались на ногах. Когда я увидел хорошо знакомого мне прежде по работе в торгпредстве Логачева, то еле узнал его - он был весь в кровоподтеках..."
Далее Бережков подробно рассказывает о трудных переговорах с германским МИД об обмене. Министерство настойчиво требовало, чтобы обмен был произведен на основе один к одному, в то время как представители советского посольства в Берлине заявляли, что ни один из них не тронется с места, пока всем находящимся в Германии советским гражданам не будет разрешено выехать на родину. Но советское посольство в Берлине с самого начала военных действий было лишено связи с Москвой. Оно не было осведомлено ни о том, какое иностранное государство представляет интересы Советского Союза в Берлине, ни об официальной позиции Советского правительства по проблеме обмена гражданами. Наконец товарищи, слушавшие английское радио, узнали, что достигнута договоренность относительно того, что советские интересы в Германии будет представлять Швеция, а германские в Москве - Болгария.
Когда затем в бывшее советское посольство явился шведский посредник, его прежде всего попросили о передаче в Москву телеграммы. В ней говорилось о предпринятых посольством шагах с целью добиться эвакуации из Германии всех советских граждан. К вечеру был получен ответ. В нем сообщалось, что посольство поступило правильно, настаивая на возвращении всех советских людей, и это должно быть осуществлено в порядке обмена на немецкую колонию, находящуюся в Советском Союзе.
Шведский представитель потом рассказал советским дипломатам, что в нейтральной прессе уже на следующий день появились сообщения о попытке немцев задержать часть советской колонии. Наконец фашистские власти были вынуждены принять составленные бывшим советским посольством списки советских граждан, интернированных в Германии и на оккупированных территориях. Удалось добиться,
В.М.Бережков рассказывает: "Действительно, через день это обещание было выполнено. Всех интернированных предъявили нам в лагере на окраине Берлина. Размещенные в бараках, окруженных колючей проволокой, они были голодны и плохо одеты, большей частью только в пижамах, домашних туфлях, а то и босые.
Теперь мы узнали, что в ночь на 22 июня гестаповцы врывались в квартиры советских граждан, вытаскивали их прямо из постелей. Им не разрешали брать с собой ничего из вещей. Под конвоем они сразу же были отправлены в концентрационный лагерь.
Мы обеспечили интернированных советских граждан питанием, но экипировать их гитлеровцы не разрешили. Так, полуодетые, они и были погружены в общие сидячие вагоны специального состава, который, как нас заверили немцы, должен был следовать за поездом с советскими дипломатами.
Условия в поезде интернированных были очень тяжелые, - пишет далее в своих воспоминаниях В.М.Бережков. - Люди терпели неудобства, прежде всего из-за страшной скученности. Один мог прилечь только тогда, когда остальные трое, располагавшиеся на этой же скамейке, стояли. Питание было крайне скудное. Из-за отсутствия теплой одежды многие простудились: временами особенно при переезде через Альпы - в вагонах было очень холодно...
В Нише (югославский город. - Ред.) наш состав загнали на запасной путь. Выходить из вагонов не разрешали. Вскоре мы узнали, что в Ниш прибыл и второй состав с советскими гражданами. Его пассажиров из вагонов переправили в концентрационный лагерь, расположенный в помещении старой казармы. Только через несколько дней советскому консулу и еще двум сотрудникам посольства разрешили навестить интернированных в этом лагере. За пять дней пути люди еще больше похудели, одни были простужены, другие страдали от желудочных заболеваний. Никакой медицинской помощи им не оказывали. Только после наших настойчивых требований посольскому врачу разрешили посетить лагерь и осмотреть больных. Нам также удалось добиться некоторого улучшения питания интернированных".
Интернированных немцами советских граждан удалось экипировать необходимой одеждой после пересечения турецкой границы, то есть после того, как они выбрались с контролировавшейся гитлеровцами территории, в состав которой входила тогда и Болгария.
Старый дневник
Я обрадовался, когда после долгих поисков обнаружил его в куче старых бумаг. Речь идет об официальном дневнике посольства фашистской Германии в Москве, в котором зафиксированы события с 22 июня по 21 июля 1941 года. На обложке надпись: "От начала германо-русской войны до возвращения в Германию". Авторами записей наряду с Шуленбургом были прежде всего Хильгер и частично военный атташе. Когда я как-то в 1943 году посетил Хильгера, он подарил мне на память о совместном возвращении один из немногих экземпляров этого дневника. Он был немного растрепан, но каким-то чудом уцелел в моей бывшей квартире в Рансдорфе, пролежав там всю вторую мировую войну вместе с ненужным хламом.
Поскольку дневник наглядно демонстрирует, что интернирование бывает разное, и довольно объективно отражает конкретные события, политическую обстановку того времени и атмосферу, в которой мне пришлось тогда действовать как подпольщику, находившемуся у всех на виду, но не вызывавшему каких-либо подозрений, я хотел бы привести из него некоторые выдержки, иллюстрирующие возвращение сотрудников германского посольства из Москвы. При этом я прошу читателя с пониманием отнестись к тому, что в интересах исторической точности я сознательно не стал ничего изменять в фашистской терминологии этого не публиковавшегося ранее документа.