В час по Гринвичу

Денисов Валерий Викторович

– Куда это в темень-то?

– Седлай коня - и к монголам. Дело спешное.

Коротков чиркнул спичкой. Огонь выхватил из темноты бородатое, заспанное лицо Семеныча, старого, но крепкого не по летам казака. Ветеринар почти под нос ткнул ему аккуратно сложенный листок бумаги.

– Вот это передашь Самбу, Из рук в руки. И пусть он переправит письмо дальше. Сразу же. Понял?

– Как не понять, - тихо произнес казак и крякнул. Езда в ночь была ему явно, не по душе.

ВОЛКИ ЖДУТ У ДОРОГИ

Если нелюдимый ротмистр Яремко любил китайский ресторанчик в часы затишья, когда в одиночестве скромно

можно насладиться великолепным чаем, то полковник Хлыстов приходил сюда в самый разгар дня на обед. Известный в среде русских эмигрантов как большой гурман, он всякий раз с трепетным волнением совершал эту экскурсию в мир кулинарного чуда, редких запахов и традиционных обычаев.

Розовощекий хозяин замечал, что полковник никогда не запаздывал к началу трапезы и всегда смиренно дожидался ее конца. А это не так уж просто, если учесть, что китайский обед длится без малого два часа. И все время в уютном зальчике царит какая-то особенная, торжественная тишина, словно люди пришли сюда не для принятия пищи, а на молитву. Гости рассаживаются не торопясь, вполголоса ведут непринужденный разговор, как правило связанный с радостными событиями. Скользящие, будто тени, официанты в традиционных белых косынках, повязанных на головах, обносят их неизменным чаем в круглых мисочках - пиалах, без сахара и молока, просто зеленым чаем. Пьют долго, в охотку, как сказали бы на Руси. Но стоит отхлебнуть последний глоток, как неведомая рука метнет на стол перед тобой мисочки с холодными закусками. Их разнообразие поражает воображение непосвященного человека. Нарезанная мелкими кусочками печень, мясо, манящее чесночным запахом, вяленая рыба, украшенная горками зелени, сушеная утка, огурцы с мизинец, огненные помидоры и много еще всякий всячины.

Попробуешь всего понемножку - и можно насытиться. А ведь дальше последуют "серьезные" блюда, самые оригинальные по оформлению, окраске, запаху и вкусу. Тут и хунтун из теста с острой мясной начинкой, и чунь-янь-джу - блюдо из баранины, к которому подают бронзовый горшочек, внутри которого разведен огонь, и плавники акулы, и отваренное в бульоне ласточкино гнездо, и обязательная для каждого мисочка с рисом.

Все это сдабривается подогретым рисовым вином. Но прощание же суп, а потом снова чай...

Ресторанчик был единственной привязанностью Хлыстова в этом захудалом маньчжурском городишке, славившемся лишь тем, что стоял он на границе с Россией. В атмосфере средневекового обеденного церемониала он забывал о своей смертельной тоске, о тех мелких и грязных делах, что поручали ему самые разнообразные белогвардейские центры, вырастающие на чужой почве быстро, как грибы, и так же быстро исчезающие.

И мало кто осмеливался потревожить полковника во время китайского обеда. А коль скоро это происходило, значит, смельчак принес в ресторан известие из ряда вон выходящее.

Вот и сейчас, едва Хлыстов опустил палочками кусок баранины в горшочек с водой (один из непременных приемов приготовления чунь-янь-джу), как заметил в дверях поручика Духанова.

Офицер искал взглядом кого-то. "Ко мне, видимо", - подумал полковник и пожалел о том, что привычная церемония будет прервана.

Верзила Духанов уже неуклюже пробивался к нему сквозь тесный строй легких столиков.

– Что такое?
– недовольным тоном встретил его Хлыстов.

Поручик

наклонился к самому уху полковника. Душа поручика трепетала. Он знал, что значит китайский обед для полковника, и ждал крепкой взбучки за свое вторжение.

– От Короткова сообщение, ваше высокоблагородие, - прошептал Духанов и сжался.

Каково же было его изумление, когда обычно выдержанный полковник вскрикнул:

– От Короткова?!
– Рука Хлыстова застыла над булькающим горшочком. Что он пишет? Говорите скорей!

– Едут гости... Под Читой уже...

Полковник энергично поднялся из-за стола:

– Немедленно, поручик, разыщите Яремко. В Шанхай ему, завтра же.

* * *

Илья плюхнулся в холодный сыпучий песок:

– Стоп, машина!
– крикнул он.
– Слезайте, ребята. Втулки протереть надо, иначе сгорят.

Целый день они едут по зыбкой, тяжелой дороге. Колеса велосипедов вязнут в мелком, перетертом временем песке.

– Что тебе Сахара, - ворчит Александр. И вспоминает благословенную Читу. Все было: и первоклассный номер в самой шикарной гостинице, и жаркая баня, и обед, может несколько обильный для их стянутых постоянным недоеданием желудков, и крепкий сон на чистой постели! Не было лишь одного заграничных паспортов. Вежливый товарищ толково объяснил: дескать, в Китае беспорядки, повременить придется. А чтобы без дела не сидеть, Москва рекомендует прокатиться до Владивостока. Чепуха совсем осталась^каких-нибудь полторы тысячи верст! И вот катят они к Тихому океану. По чертом посыпанной золотистой колее.

Лишь Жорж улыбается:

– Ничего, герой, теперь дело легче пойдет! Места мне знакомые - служил здесь, на границе. Вы пока песочек забайкальский выбивать будете, я проеду чуток, посмотрю, что к чему.

И уехал. Вернулся скоро, все с той же улыбкой на обветренном лице.

– Рано сели на привал, соколики. Через километр песок кончается. Правда...

Плющ замолчал.

– Чего тянешь?
– спросил недовольно Королев, заканчивающий сборку колеса.

– Сами увидите, - уклончиво ответил Жорж. Ничего особенного они не увидели: Только то, что дорога раздваивалась,

– Направо пойдешь - в тартарары попадешь, налево - шею свернешь, пошутил Илья.
– А прямо пути нет. Так как же быть, богатыри русские?

– Ты сказки знаешь, вот и решай.

– А что? Поедем туда, где дорога лучше.

Жорж засмеялся:

– Она везде одинакова. Песок кончился, дальше коряги да сучья пойдут. Тайга.

Королев вмешался в разговор:

– Вместо того чтобы зубы скалить, ты бы лучше смекнул, куда ехать. Сам говорил - места знакомые...

– Оно так и есть. Левей нужно принять.

Попали словно в царство бабы-яги. Сучья за спицы хватают. Сухие корни трещат под машинами, то и дело перед носом вырастают пни, иные в два обхвата. Тут не велосипеды - трактор нужен. А по сторонам глухомань. Деревья сцепились судорожно, держатся цепко друг за друга и словно окружают путников. Ни жилья вокруг, ни человека. Километров двадцать отмахали, пока впереди в таежном сумраке не заметили фигурку маленького человека с ношей на плечах. Семенит потихоньку к ним навстречу. Под большой лисьей шапкой желтое лицо с узкими черными глазками. "Китаец", - сразу определил Плющ и обратился к нему: