В чертогах памяти
Шрифт:
Повинуясь пальцам лектора, голограмма увеличивает масштаб и смещается. Теперь в кадре лишь «лицо» и кусок стены над головой трупа (в том, что это труп никто больше не сомневается). Глядя на характер повреждений, легко предположить, что над жертвой потрудился какой-то хищник: тёмные провалы на месте глаз, невнятный бугор там, где был нос, из разорванных щёк выглядывают зубы.
— Знакомьтесь, перед вами главарь одного из бандформирований по кличке Топор. Это прозвище он получил за милую привычку самолично четвертовать врагов с помощью одноимённого инструмента. В целом, типичный представитель семейства — садист и отморозок, не признающий ничего, кроме права сильного. Тем не менее, от других подобных мерзавцев его отличали два существенных качества — звериное чутьё на опасность и необъяснимая удача при выборе жертв. Предполагается, что либо сам Топор, либо кто-то из его окружения, обладал способностями ясновидца. Банда Топора просуществовала
Голограмма вновь увеличивается в масштабе, акцентируя внимание зрителей на странном символе, нанесённом, судя по всему, кровью.
— Это японский иероглиф обозначающий «смерть». Является визитной карточкой «Синигами».
Смена кадра. На этот раз голограмма отображает двумерный снимок, на котором видно небольшой богато обставленный кабинет. Судя по всему, владельцем кабинета являлся какой-то преуспевающий чиновник — резная деревянная мебель, выполненная в единой стилистике и явно на заказ, множество папок с бумагами на полках, не самый дешёвый голоэкран на столе и огромный стальной сейф, стоявший за правым плечом хозяина. Сам хозяин сидит в кресле за столом в виде обугленной головешки, весело скалясь чёрными зубами. На стене снова иероглиф «смерть», однако на этот раз он словно выжжен на обоях.
— Александр Шипов, один из управляющих Вольного города Славь. Как вам должно быть известно, Славь располагается на одном из трёх торговых путей, ведущих в Теократию и живёт, главным образом, за счёт транзита и торговли. По непроверенным данным, господин Шипов активно продавал информацию о проезжающих торговцах бандитским группировкам, а так же предупреждал их о возможных облавах. Господин управляющий скончался в результате ожогов четвёртой степени всей поверхности тела или иными словами — попросту сгорел на работе. При этом огонь не перекинулся на обстановку кабинета, а сидящая за дверью секретарша ничего не видела, не слышала и не ощущала никаких подозрительных запахов. Она же и обнаружила тело, когда зашла в кабинет сообщить о том, что рабочий день закончен.
Смена кадра. Снова объёмная картинка, на которой видно небольшую комнатушку, больше похожую на кадетскую комнату, чем рабочий кабинет: шкаф, простенький письменный стол с ноутбуком, пластиковый стул и узенькая кровать у противоположенной стены. Над изголовьем полка, на которой выставлено несколько бумажных книг. Возле кровати, выпучив глаза и вывалив изо рта распухший язык, в какой-то странной и нелепой позе сидит женщина. Впрочем, причина этого обнаруживается довольно быстро — петля из провода, привязанная к полке. Перед умершей лежит книга, на обложке которой маркером нарисован иероглиф «смерть».
— Достопочтенная габджу [2] Екатерина Лозовская, одна из лучших генетиков Теократии. Маньячка, в голове которой пацифизм и желание создать идеального человека смешались с махровым расизмом и абсолютным пренебрежением к человеческой жизни. По её мнению, любой мутант есть генетический мусор и подлежит, как минимум, стерилизации. Кибернетические имплантанты не более чем тупик развития, а кланы киба — смертельная угроза человечеству. Была осуждена за многочисленные опыты на живых людях, но прежде чем её успели взять под стражу, Лозовская успела скрыться, после чего попросила политического убежища у Республики. В обмен на некоторые исследовательские данные, Совет согласился приютить бедного учёного, страдающего от закостенелых религиозных фанатиков… неофициально. В результате спецоперации, габджу вывезли с территории Теократии, доставили воздушным транспортом на территорию НТР и тайно разместили на одной из военных баз. Это было временное решение, пока готовилось основное убежище. К сожалению, на шестой день пребывания в гостях, госпожа Лозовская была обнаружена вот в таком виде. Как и в предыдущих случаях, никто ничего не видел и не слышал, хотя за дверью всегда дежурило двое охранников, а достопочтенной
Сделав паузу, лектор отпила воды из стакана, после чего продолжила монолог.
— Стоит ли говорить, что это убийство стало звонкой пощёчиной всем вооружённым силам Республики, включая разведку, контрразведку и ПсиКом. Первые не смогли обеспечить безопасность охраняемого объекта, вторые ничего не разведали, третьи прошляпили вражеского агента, а может и не одного, в то время как четвёртые убедились, что псионики Теократии на болту вертели псиоников НТР.
Шуточка была из категории «за триста», но кадетам, внезапно осознавшим, что могучая военная машина, частью которой они скоро станут, далеко не так могуча, как казалось, требовалась разрядка и немного времени, чтобы переварить информацию. Майор в несколько глотков допила воду, вновь наполнила стакан и возобновила лекцию.
— Что особенно оскорбительно, Дальневосточная Теократия не сделала ни одного официального или неофициального заявления по поводу пребывания габджу Лозовской на военной базе Республики. И если до сих пор к подразделению «Синигами» относились больше, как к занозе в заднице, то после этого случая на расследование были брошены весьма значительные силы и ресурсы. Кроме того, республиканские учёные получили значительные гранты на разработку средств против псионического воздействия. И если со вторым появились определённые подвижки, то расследование первого до сих пор топчется на одном месте. Во всяком случае, с моим уровнем допуска ничего нового мне узнать не удалось, не говоря о том, чтобы рассказать что-то вам. Кстати, о секретности! Напоминаю, всё услышанное является военной тайной и не подлежит разглашению. Кадет Грэй, вам настолько скучно, что вы спите на моей лекции?
Последний вопрос был настолько неожиданным, что Саймон смог лишь недоумённо моргнуть, уставившись в глаза майору, что, казалось, смотрели сразу в душу, вызывая безотчётный страх.
— Хватит спать, кадет! ПРОСЫПАЙСЯ!
***
Открыв глаза, мутант с недоумением уставился на зелёную хвою. В голове ещё стояли образы аудитории, лекторши, одногруппников и приближающихся зачётов, но боль в затёкших конечностях быстро привела его в чувство. Кряхтя, он вылез из-под еловых лап, с хрустом потянулся и взглянул наверх. В просветах между ветвями виднелась насыщенная синева зимнего неба. Солнечные лучи играли с лениво качающимися на ветру верхушками. Иногда лучик попадал на ещё не растаявшую льдинку, зажигая на мгновенье маленькую звёздочку. Саймон вздохнул, всей грудью втягивая холодный воздух.
— Хороший день, — сам себе проворчал он. — Хороший день, чтобы всё закончить.
Может потому что последний сон оказался обычным сном, а не очередным кошмаром, ему удалось немного выспаться. Даже голова почти не болела — так, уже привычная тяжесть и пульсация. В честь этого оживился желудок, напомнив, что неплохо бы подкрепиться. Общим голосованием (один голос в голове «за», ноль голосов против, остальные на голосование не явились) было решено устроить горячий завтрак.
Быстренько набрав хвороста, Саймон развёл небольшой костерок, возле которого поставил греться банку тушёнки. Пока банка грелась, собрал спальник и, отфыркиваясь, умылся снегом. Завтракать пришлось не спеша, глотая тушёнку маленькими кусочками и периодически делая паузы, пытаясь удержать проглоченное в брюхе. За это время успел вскипеть котелок, в который мут закинул немного сушёных трав и сахара. В идеале хорошо бы чая или кофе, пусть и синтетического, но в деревенском лабазе, где он затаривался перед неудачным походом, не было ни того, ни другого. Дождавшись, пока травы заварятся, Саймон налил отвара в кружку, после чего поставил котелок с остатками отвара в снег, охлаждаться. Маленькими глоточками опустошил кружку, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло.
— Хорошо! — с удовлетворением повторил он.
Достав из пачки предпоследнюю сигарету, мут закурил и с наслаждением втянул дым в лёгкие. И сразу же закашлялся, с трудом удержав завтрак в разбушевавшемся желудке.
— Плохо, б…дь!
Докуривать пришлось осторожно, маленькими затяжками. Закончив отравлять организм, мутант слил остывшие остатки отвара во флягу, собрал вещи, забросал кострище снегом и неспешно двинулся вперёд. И всего через час пути вновь оказался на границе леса и Поляны, в середине которой рос Дуб. Вообще-то, это была самая обычная поляна и самый обычный дуб, хоть и весьма внушительный. Но, в своё время, когда он, то ли в третий, то ли в пятый раз вышел к лесному великану с зелёными, несмотря на зиму, листьями, Саймон назвал гиганта Дубом. А Дуб в рядовой лесной проплешине расти не может — исключительно на Поляне. Так мутанту подсказали голоса в голове, точнее — один особо гадский женский голос, чем сразу обгадил всё возвышенное и прекрасное в душе простого мужика…