В чертогах памяти
Шрифт:
— С дядей Сашей разговаривает, — хмуро пробурчал Саймон.
— С каким еще дядей Сашей? С полицейским, что ли? — ещё больше удивился Дэвид.
— Да.
— И давно ты с полицией корешишься?
— Это старый друг отца. Они втроём с дядей Мишей в одном классе учились.
— Да ладно? А почему нам ничего про него не рассказывали?
— Долгая история, — уклончиво ответил старший брат, отчаянно сигнализируя младшему, что рядом находятся лишние уши. — Лучше скажи, что случилось? Почему мать меня в окно высматривала?
— Потому что к нам только что заходила тётя Фи и в красках расписала, как ты устроил мордобой на улице, — послушно переключился на другую тему Дэвид. — А потом тебя попытался остановить
— Чем-чем не окончилось?
— Линчеванием. Когда толпа людей, не отходя от кассы, казнит того, кого считает преступником, балда. Давай, выкладывай, что там действительно произошло, пока мама не вернулась.
В другое время Саймон огрызнулся бы или даже отвесил братцу подзатыльник — иногда в своём заумстве и занудстве тот становился абсолютно невыносим. Но сейчас (впрочем, как и обычно) он был прав — времени оставалось мало, а из тёти Фи тот ещё свидетель. Вообще-то, тетя Фи (она же Фёкла Владимировна Корнеева, мать Леночки) была женщиной доброй и, как уже говорилось, пекла просто сногсшибательные булочки, но… В силу излишней категоричности, эмоциональности и некоторой узости кругозора, её суждения бывали обычно… некорректными. Остальное семейство даже иногда удивлялось, как так получилось, что начитанная и острая на язык Панацея Николаевна обрела в этой простоватой женщине чуть ли не лучшую подругу. В итоге сошлись во мнении, что виной всему те самые сдобные булочки.
Саймон вкратце поведал брату и сестре произошедшие события, оставив за кадром только историю знакомства родителей. Наташа с большим интересом выслушала рассказ и даже взвизгнула от восторга на моменте, когда посрамленный монах удалился прочь, но Дэвид всё больше и больше хмурился.
— Ты и впрямь балда, — подвёл он итог, когда старший брат закончил. — Тебя разводили, ты это понял, но всё равно развёлся, как младенец.
— Сам балда, — огрызнулся Саймон. — Этот гад такие гадости про маму говорил, что у меня выбора не оставалось.
— Это понятно, — вздохнул Дэвид. — Разводили-то не тебя, а тех, кто потом вокруг соберётся. А если столько взрослых этого не поняли, чего уж про тебя говорить. Тут вопрос в другом — назревает большая жопа. Огромная такая пухлая жопа всему Сити.
Саймон с осторожностью взглянул на сестрёнку, но та никак не прокомментировала услышанные ругательства. Даже малявка уже сообразила, что происходящее выбивается за рамки обычной жизни и с большим вниманием ожидала продолжения дискуссии. Поэтому он только вздохнул и выдал одну из любимых присказок отца:
— Аргументируй.
То, что назревает что-то глобальное и нехорошее, он уже понял сам. Достаточно было вспомнить торжествующие глаза монаха, ожидавшего нападения разъярённых людей на себя и нескольких несчастных третьяков. Однако в последнее время подросток был занят немного другими вещами, за слухами не следил, поэтому аналитическая выкладка от братца-зазнайки пришлась бы сейчас как никогда кстати.
— Ну смотри, — с лёгкой снисходительной улыбкой принялся загибать пальцы Дэвид. — Год назад в городе появляется секта «Чистоты Господней». Проповедуют почти тоже самое, что и церковь Апокалипсиса, но с акцентом на превосходстве генетически чистого человека над мутантами. К ним практически никто не ходит, но какую-то паству они всё же набрали. При этом полиция их так и не выгнала взашей, несмотря на многочисленные жалобы. Спустя полгода начинаются драки и погромы, во время которых люди выкрикивают лозунги против мутантов. Потом отец, который и мухи не обидит, вступает в дружину и патрулирует улицы. А сейчас монах из всё той же «Чистоты» пытается спровоцировать людей на массовые беспорядки, выставив себя жертвой. Я так думаю, что скоро он или какой-то другой святоша повторит попытку, после чего отношения между
Уставившись на брата, Грэй младший-старший несколько секунд мог только ошарашено моргать. Казалось бы, никаких новых фактов не прозвучало, но сложенные вместе они выдали весьма зловещий, но, к сожалению, чертовски логичный вывод.
— С чего ты взял? — наконец выдавил из себя Саймон, но ответить Дэвид уже не успел. Хлопнула входная дверь и в коридоре послышались шаги Панацеи Николаевны.
Дети замерли в напряжении, но мать прошла мимо, сразу направившись на кухню. Еще один странный штрих в картине всего происходящего в последнее время. Впрочем, сейчас этого обсуждать никто не стал. Дэвид ободряюще хлопнул брата по плечу и вместе с сестрой выскользнул из комнаты, оставив Саймона томиться в ожидании.
***
Дожидаясь неминуемого втыка, Саймон валялся на кровати в томительном ожидании. Первое время он пытался оспорить теорию младшего брата, старательно подбирая контраргументы. Но мысли постоянно перескакивали с одного предмета на другой, не давая толком сосредоточиться. Вспоминая монаха и его ручных третьяков, Сай переключился на Леночку, принявшись гадать, многое ли ей удалось увидеть и что именно она теперь о нём думает. Затем он задумался о реакции отца. Обычно Джейсон старался прикрыть сыновей от гнева матери, в пику её желанию оправдать любую шалость Наташи детской непосредственностью и любопытством. Но в этот раз родители вполне могли выступить единым фронтом и выдумать что-нибудь эдакое. К примеру, посадить провинившегося отпрыска под домашний арест. В конце концов, подросток просто уснул. Последней картиной, мелькнувшей в его воспаленном воображении, были отряды Карлсбурга в одинаковой серой форме, марширующие по центральной площади города…
Проснулся он от хлопка входной двери и негромких голосов. Панацея Николаевна что-то настойчиво пыталась втолковать мужу, тот неразборчиво бурчал в ответ, одновременно с этим, судя по звукам, раздеваясь и снимая уличную обувь. Саймон похолодел, ожидая, что сейчас отец войдёт в комнату и, как это у него всегда бывало в таких случаях, взглянет на сына суровым дедовским взглядом. И хотя Джейсон Грэй крайне редко поднимал руку на детей, сейчас парню очень хотелось, чтобы батя просто достал ремень и выпорол его, как это делал когда-то за особо крупные проказы. На этом инцидент завершился бы и завтра всё вновь стало, как прежде…
Однако родители удалились на кухню, в очередной раз оставив сына мучиться от неопределённости. Лишь спустя полчаса, когда Сай уже готов был сам выйти из комнаты, дверь скрипнула и на пороге показался отец. В руке у него парила кружка, наполняя помещение запахом «отвара для бодрости». Эту не самую приятную на вкус смесь трав, Панацея любила заваривать домашним в тех случаях, когда было необходимо снять усталость и пополнить силы. И глядя на уставшее лицо родителя, Сай с уверенностью мог сказать, что сейчас отвар необходим отцу, как никогда прежде.
— Рассказывай, — хмуро буркнул Джейсон, пододвинув себе стул.
Парень во второй раз пересказал произошедшее на проспекте, старясь в этот раз не упустить ни одной детали и даже местами приукрашивая. Отец молча выслушал, изредка прихлебывая из кружки, и лишь под конец иронично хмыкнул:
— Дядя Саша?
— Ну, Рыба, в смысле, — сбивчиво поправился Саймон.
— Нет уж, дядя Саша так дядя Саша, — ухмыльнувшись, ответил Джейсон. — Хотя еще лучше Александр Феофанович — это его бесит. И что же Шурик тебе наплёл?