В чужом городе
Шрифт:
В 1974 году ФРГ являлась идеологическим противником Советского Союза. Прежде чем выйти на контакт с людьми из ФРГ, необходимо было согласовать это хотя бы с торгпредством. Я съездил и получил разрешение. Торгпред сказал, что это наше личное дело, где рожать.
Мы с женой поехали в этот миссионерский госпиталь. Там мы познакомились с семьёй Винклеров: муж, жена, трое детей – самой младшей полтора годика, средней пять, а старшему семь лет. Хеда, Ренхард и Арнэ. Немку звали Карина, а хозяина дома звали Эхарт Винклер. Они и были врачами в этом госпитале. Она педиатр, а он хирург и начальник госпиталя.
Карина нас радостно встретила,
За ужином Эхарт рассказал, что недавно получил новый рентген-аппарат, но работать на нём совершенно невозможно.
– А что с ним такое? – поинтересовался я.
– Трансформатор так нагревается за пять минут, что на нём яичницу можно жарить, – ответил Эхарт.
– Хорошо, я завтра посмотрю. Может, неправильно подключили напряжение? Может вместо 220 дали 380?
– Нет, там всё правильно подключили, – вздохнул Эхарт.
Утром я пришёл взглянуть на этот трансформатор. Подключён он был правильно, но только я его включил, как почувствовал, что железо быстро нагревается. Я отключил трансформатор и стал думать.
Первое предположение оказалось верным. Я предположил, что листы железа могли быть не изолированы. Я попросил у Эхарта разрешение на то, чтобы разобрать этот трансформатор. Он не возражал и направил ко мне трёх индусов-помощников. Я стал разбирать и убедился в том, что листы железа не были изолировано ни с одной стороны. Я позвонил на станцию, попросил привезти изоляционный лак. Его быстро привезли.
Утром, когда железо просохло, я собрал трансформатор, включил, и Эхарт удивился тому, каким холодным трансформатор оставался при работе. Эхарт был очень доволен и попросил меня ещё об одной услуге.
– А не посмотришь ли ты у меня центрифуги, которые не работают?
В ожидании рождения ребенка, я занялся ремонтом госпитального оборудования: центрифуг, автоклавов, сгоревшими контактами, проводами…
Индусы с интересом наблюдали за моей работой. За время пребывания я сделал детям качели на манговых деревьях. Дети стали играть и кататься на них, но часто я наблюдал ситуацию, когда Карина выходила на балкон, звала их, и те тут же бросали все свои игры, шли мыть руки и садились за столики. Для меня это оставалось удивительным: никаких капризов, плача – ничего. Все распоряжения родителей безоговорочно исполнялись.
В их доме было множество игр, которые способствовали развитию ребёнка. Одна из них напоминала наше лото. Там тоже был мешок с бочонками, но на карточке не цифры, а математические действия. И если, к примеру, ребёнок вытаскивал пятёрку, то, чтобы закрыть клетку на карточке, он должен был выполнить математическое действие, в результате которого получалась бы цифра пять.
К вечеру следующего дня жена почувствовала, что пора. Её быстро отвезли в госпиталь, который был совсем недалеко от их дома, и уложили на операционный стол. Карина и Эхарт были рядом, а меня усадили за ширму. Я сказал жене, чтобы она не очень-то позорила нацию во время родов, но жена только посоветовала мне поменяться с ней местами. Я замолчал, но перед этим напомнил, что предопределённое природой не изменишь.
Поначалу Эхарт убегал в соседние палаты, отвлекаясь на других пациентов,
Мы с Эхартом прошли на кухню. Я на этот случай припас шампанское. Мы его открыли, выпили за дочь, и Эхарт сказал, что ещё бы пять минут…
– А что такое? – спросил я.
– А ты не видел, что ребёнок синий был? Это потому что пуповина ребёнку обвила шею, и произошло кислородное голодание, понимаешь? Ещё бы пять минут, и процесс был бы необратимый.
Благодаря их опыту и профессионализму у меня родилась вторая дочь безо всяких осложнений.
За то время, пока мы там жили, Карина успела преподнести мне урок бережливости. По утрам возле их дома собирались индусы, которым она раздавала работу. Она говорила, что нельзя просто так давать милостыню человеку. Человек должен думать, что он эти деньги зарабатывает. Хотя та работа, которую она им давала, по её словам, была ей не особо нужна.
Как-то раз мы пошли с ней на базар. Я был в слипах, и резинка, которая находится между пальцами, надорвалась. Я решил купить новые. Мы подошли к ларьку, я быстро выбрал и надел прямо на месте новые за десять рупий.
– А эти? – спросила меня Карина, указав на брошенные мной слипы.
Я сказал ей, что эти уже на выброс. Она же нагнулась, подняла их и подала продавцу. Тот заменил резинки за полторы рупии.
– Не надо разбрасываться, – пояснила она, – я лучше отдам рабочим.
Как миссионеры, они зарабатывали много, но при этом были бережливыми в мелочах.
Я пригласил Карину и её детей к нам в колонию. Маленькую Хеду она держала на руках, когда присела за стол в большой комнате. Я в это время занимался женой и новорождённой дочерью. У меня на столе стояли перечница и соломка. Это привлекло внимание маленькой девочки, и она потянулась к соломке. Я, проходя мимо, хотел убрать, но Карина сказала, что не надо. Девочка взяла в руки соломку, а Карина стала повторять: «Das ist Salz», «Das ist Salz», «Das ist Salz». Ребёнок крутил в руках соломку, пока не открыл. Соль просыпалась, она попробовала и оттолкнула соломку от себя – не понравилось. А Карина всё повторяла: «Das ist Salz», «Das ist Salz». Любопытная девчушка обратила внимание и на перечницу, точно так же покрутила её в руках, открыла, попробовала и стала реветь от того, что жгучий перец попал в нос и глаза, а Карина спокойно приговаривала: «Das ist Pfeffer», «Das ist Pfeffer».
Карина поднесла дочь к раковине, стала её умывать, но повторять не перестала. За те десять дней, что они прожили у нас, я ни разу не видел, чтобы девочка ещё раз прикоснулась к перечнице или соломке. За это время я им провёл экскурсию по гидростанции, водохранилищу, а также ездили на рыбалку.
Я отыскал в телефонном справочнике фамилию Винклер. Набрал номер, и мне почти сразу ответила Карина. Я сразу узнал её голос, поздоровался. Она тоже узнала меня. Она почему-то называла меня не Лёня, а Ленья. Дети же называли меня Лео.