В дебрях Атласа
Шрифт:
Афза засучила широкий рукав на правой руке и спрятала оружие в заранее приготовленный чехол голубого шелка.
— У меня рука не дрогнет, если придется прибегнуть к этому оружию, — сказала она с ужасным спокойствием. — Мы сойдемся с глазу на глаз, вахмистр!… А теперь вели подать мне моего махари.
Хасси свистнул, и тотчас же появился старый негр с двумя великолепными верблюдами в поводу — выносливыми животными, способными делать в день без отдыха до восьмидесяти миль 21 .
21
Миля
На обоих были седла, убранные лентами и расшитые серебром, а морды их были обвешаны полосами розовой шелковой материм. По знаку негра животные покорно преклонили колени. Афза с помощью отца села на своего любимого махари и крикнула:
— Аш!
Хасси аль-Биак сел на другого верблюда, держа в руках свое длинное ружье.
— Ару, — обратился он к негру, — держи наготове трех махари и при первом же выстреле со стороны бледа выезжай с ними навстречу мне.
— Ты знаешь, господин, что я не только раб твой, — ответил негр, — каждую минуту я готов пролить кровь свою за Звезду Атласа. Хасси свистнул, и оба махари понеслись вскачь по равнине, причем корпус их то пригибался, то снова выпрямлялся в такт движению длинных ног.
Луна выплыла в эту минуту из-за исполинской цепи Атласа, покрытой густыми лесами.
VI. Охота на льва
— Граф, кто-то стучит.
Михай Чернаце быстро встал, разминая члены, затекшие от лежания на жестких нарах карцера.
— Кто там? — спросил он тосканца, звеневшего цепями.
— Не знаю, но мне кажется, что очень уж поздно, уже давно, должно быть, протрубили зарю. Ты слышал трубу, граф?
— Нет, не слыхал.
— И я также. Видно, в карцере спится лучше, чем под навесом. Хотя, правду сказать, все кости словно перебитые.
В это мгновение ключ повернулся в замке, сломанном Штейнером, и дверь отворилась.
Показалось честное, открытое лицо Рибо.
— Вы спали? — спросил сержант, быстро затворяя дверь. — Восемь часов утра, господа узники, пора завтракать.
Граф поспешно встал. По лицу пробежала судорога.
— Ты видел его? — спросил он дрожащим голосом.
— Хасси аль-Биака? Час тому назад. Рано встают арабы в дуаре, и правильно делают: кофе у них великолепный.
— А Афзу, хотите вы спросить? Нет, ее я не мог видеть.
— Почему? — нетерпеливо спросил мадьяр. Рибо улыбнулся несколько саркастически.
— Меня удивляет, что вы спрашиваете, граф… Ведь вы несколько лет жили в Алжире и должны бы знать обычаи арабов Нижнего Алжира.
— Ты, стало быть, наконец понял?
— Что Звезда Атласа теперь графиня Сава?… — заметил Рибо.
— Бесполезно отрицать это, — сказал мадьяр. — Я женился на ней по магометанскому обряду два месяца тому
— Вы не думали, что есть другой человек, сильно любящий ее?
— Вахмистр, не так ли?
— И именно благодаря этому он довел вас до той маленькой глупости, которая стоила бы вам жизни, если б не было на свете Рибо да Хасси аль-Биака.
— Сто тысяч жареных скатов и целый хвост дьявола! — воскликнул тосканец, слушавший этот разговор, все более и более раскрывая глаза. — Да это глава из романа, который можно бы назвать «Драма в Алжире»! Жаль, Дюма не здесь.
— Ты сказал, Хасси аль-Биак? — спросил граф, взглянув на Рибо.
— Пусть он не впутывает себя в это дело: я этого не хочу. Я сам себе добуду свободу.
— Надеюсь все-таки, граф, что вы не откажетесь от завтрака, который он просил меня предложить вам.
— Должно быть, пара куропаток? — спросил тосканец, у которого слюнки потекли.
— К несчастью, куропатка-то плоховата, — ответил Рибо с комическим оттенком, вынимая из ягдташа хлеб, переданный ему мавром.
— Может быть, впрочем, он с начинкой, — добавил он.
— Дайте сюда, Рибо, — сказал мадьяр.
Сержант собирался исполнить требование, когда услыхал в коридоре голос вахмистра.
— Клянусь телом дохлого кита! — кричал он. — Куда запропастился этот скотина Рибо? Все они исчезают сегодня утром! Рибо! Рибо!
Сержант бросил на нары хлеб и выбежал из карцера, захлопнув дверь, а ключ опустив в ягдташ.
— Ну, расходился любитель тухлых китов! — заметил тосканец. — Сегодня переберет всех — и китов, и тюленей, и медведей, и львов»
— Тише, — сказал граф. — Послушаем.
Но до них донесся только поток ругательств; затем в коридоре воцарилась тишина, будто разыгравшаяся ярость вахмистра вдруг улеглась.
— Я ужасно боялся, как бы этот скотина вахмистр не вздумал пожаловать к нам, — сказал тосканец. — Произошла бы катастрофа: от его взгляда не укрылась бы выломанная решетка.
— Пошли он к нам какого-нибудь другого надзирателя вместо этого славного Рибо, он наверное зашел бы посмотреть, закованы ли мы, как дикие звери, — заметил мадьяр. — К счастью, он доверяет Рибо, принимая его за нашего мучителя, между тем как Рибо втихомолку мирволит всем арестованных и, когда только возможно, дает им возможность бежать.
— Да, Рибо порядочный человек.
— Он провансальский дворянин, также потерпевший крушение в жизни. Из него никогда не выйдет палач.
— А хлеб Афзы?
— Совсем забыл о нем, — сказал граф.
— Зачем она послала его тебе? Вероятно, бедняжка думала, что мы голодаем.
— Называй ее графиней Сава, — сказал мадьяр с грустной улыбкой и глубоким вздохом.
— Я всегда помню, что она твоя жена, — ответил тосканец. — Право, к лучшему, что я проглотил бриг отца, потому что иначе сделался бы адвокатом и самым натуральным ослом из всех, какие пасутся на земном шаре…