В день пятый
Шрифт:
— Сюда, — сказала сестра Роберта, направляясь вдоль кратера по тропе, еще уже той, по которой они поднялись.
Дорожка спускалась по внешней стороне конуса и скрывалась из виду.
— Куда она ведет? — спросил Томас, уныло глядя на тропу.
— Вокруг кратера, — весело объяснила сестра Роберта. — Нужно обойти всю вершину. Хорошенько все рассмотреть. Идемте, Томас.
Найт уныло побрел вслед за облаком пыли, поднятым ее шагами. Солнце уже опустилось к самому горизонту, последние туристы начали спускаться вниз.
— С
— Жду не дождусь этого, — пробормотал Томас.
— Там надо бы помолиться.
Все лучше и лучше.
У Томаса разболелись ноги.
— Давайте помедленнее, — окликнул он. — Кажется, у меня появились стигматы. [19]
— Что? — обернувшись, озадаченно спросила сестра Роберта.
— Стигматы, — ответил Томас. — Ну, знаете, когда разбиваешь в кровь руки и ноги. В данном случае ноги.
19
Стигматы — в христианском мистицизме раны, которые возникают на теле верующего, повторяя те, что были нанесены Христу.
— Да, стигматы, — сказала она с прежним недоуменным, даже обиженным видом. — Просто я не расслышала.
— Извините, — пробормотал Томас. — Неудачная шутка.
— Ничего страшного, — ответила сестра Роберта. — Я привыкла иметь дело с теми, кто не понимает чудес.
— Вы верите во все это? — спросил он искренне, без всякой насмешки. — В доказательство ран Христа?
— Конечно, — подтвердила монахиня и добавила серьезным тоном: — Неисповедимы пути Господни.
— Но стигматы, — настаивал Томас. — Я хочу сказать, какой в этом смысл? Зачем Богу наносить людям раны? Я этого не понимаю.
— Сама я никогда с этим не сталкивалась, однако не сомневаюсь в том, что такое бывает, — сказала сестра Роберта. — В мире много греха. Иногда Господь считает нужным карать за него чудесами. — Томас молча уставился на нее, но она продолжала идти не оборачиваясь. — Смотрите. — Мы почти дошли до противоположной стороны.
— Да, — согласился Томас.
— Наверное, нам нужно помолиться за упокой души того бедняги, которого убили. Это место наполнено величием Господа.
Взобравшись по россыпи вулканического шлака к самому краю, сестра Роберта посмотрела через огромное жерло на море. Солнечный диск стал янтарно-желтым, и внутренность кратера была рассечена надвое. Одна половина терялась в густой тени, другая горела оранжевым светом, дрожащим, словно пламя. Вокруг не было ни души.
— Преклоните колени вместе со мной, — велела сестра Роберта, опускаясь.
Ее лицо, озаренное тем же самым сиянием, казалось страстным, излучающим убежденность.
Томас поднялся к ней, но не стал вставать на колени. Мысли у него в голове неслись вихрем.
— Как звали убитого? —
Она стояла на коленях, закрыв глаза, сложив руки, направив пальцы к небу и напоминая статую Богородицы.
— Сато, — рассеянно произнес Томас.
— Мы благодарим Господа за этот прекрасный день и молимся за спасение душ мистера Сато и отца Эдварда Найта, — начала монахиня. — Да упокоятся они с миром. Отче наш, сущий на небесах!..
Она проговаривала слова медленно, чтобы Томас мог к ней присоединиться. Он так и сделал, но неловко, дрогнувшим, едва слышным голосом. Найт ожидал чего-либо более подходящего: «Даруй ему вечный покой, Господи…» Что-нибудь в таком духе. Но сестра Роберта выбрала «Отче наш».
— Хлеб наш насущный даждь нам днесь, — продолжала она.
Томас не отрывал взгляда от огромного дымящегося жерла. Подъем дался ему тяжело. Было что-то сюрреалистическое в самом этом месте, в молитве — впервые за много лет — за упокой души его брата, вместе с этой женщиной, которую он не знал.
— Якоже и мы оставляем должникам нашим…
Все было как во сне, словно сомнения и печали неожиданно поднялись на поверхность, но Томасу не давали покоя другие мысли. Он вспомнил, что отец Пьетро прочитал проповедь о непорочном зачатии, словно отголоски в пустом тоннеле услышал рассказ об этом.
«Конечно, я почти ничего не поняла — слишком плохо владею итальянским, — но это была красивая проповедь, полная страсти и благочестия. К концу отец Пьетро чуть не плакал при мысли о том, что Господь был зачат без греха, после чего вошел в наш ужасный мир…»
Тогда Томас был слишком зол, однако с тех самых пор эта фраза непрерывно крутилась у него в подсознании. Ведь непорочное зачатие не имеет никакого отношения к рождению Христа, да? Сейчас Томас почти не помнил всего этого, однако был уверен, что речь шла о рождении Девы Марии, единственного человека после Адама и Евы, появившегося на свет без пятна первородного греха. [20]
Нахмурившись, Томас перестал повторять знакомые слова, и голос сестры Роберты продолжал звучать один:
20
В отличие от православных, католики считают, что Богородица также была зачата без греха.
— Да приидет Царствие твое; да будет воля Твоя и на земле…
Сонливость, сползание к скорби как рукой сняло.
— Во веки веков. Аминь.
У Томаса в памяти всплыли другие слова о том, что иногда Господь считает нужным карать за грех чудесами. Карать? Стигматами?
Стигматы — символ набожности, проявление святого поклонения распятому телу Христа.
«Да приидет царствие Твое…»
Сейчас многие католики уже не обращали внимания на это, но клариссинка, конечно же, должна знать.