В диком краю (Дневник мирных приключений на Аляске)
Шрифт:
Работаю вовсю, днем пишу красками, по вечерам рисую. Уже готовы двадцать пять славных рисунков. В ясные теплые дни Рокуэлл большую часть времени проводит на воздухе. Ему все еще доставляет удовольствие быть сэром Ланселотом, и в окрестностях не осталось ни одного пенька, не изрубленного его копьем и мечом. Эти пни большей частью действительно великаны.
Я читаю сейчас ежегодник министерства Сельского хозяйства, узнаю массу полезного.
Двадцать
Северный ветер разгулялся нынче вечером. Холодно, Звезды ярко Светят. Мощные порывы ветра гонят мимо тучи снега, мимо, за исключением того, что врывается внутрь избушки.
Тонкой мокрой пылью оседает снег на моем рабочем столе, и приходится все накрывать холстом и пристраиваться работать где-либо в другом месте. День был бурный, и предстоит не менее бурная ночь. А вчерашний день похож на сегодняшний, как младший брат на старшего.
Эти дни одновременно восхитительны и ужасны. Сейчас, в отсутствие Олсона, особенно жутко при мысли о том, что мы отрезаны от всего человечества, что бушующее море не позволяет нам вернуться к людям, а им добраться до нас.
Чтобы в полной мере почувствовать оторванность от мира, нужно оказаться именно за такой надежной преградой. Романтическое всегда держится на волоске. Бросьте на вершине горы банановую шкурку — и дикость укрощена. В значительной степени очарование Аляски для меня заключается в уверенности, что соседняя бухта, в которую я, может быть, никогда и не загляну, необитаема и что за этими горами, отделенными от нас морем, находится обширная область, куда еще не ступала нога человека,- ледяной хаос, наводящий ужас.
Мы все меньше думаем о возвращении Олсона. Я наладил рабочий режим и легко представляю себе, что такая жизнь может продолжаться из недели в неделю. Так оно и будет, пока северный ветер не сдаст свои позиции. Два дня назад после очень холодной ночи нас разбудили гром и молния и притом шел снег! Часа через два взошло солнце. Днем я разделся и плясал на снегу, но одну минуточку. Потом после горячей бани опять выскочил голышом, прокатился разок по снегу, оделся — и почувствовал себя другим человеком. Рокуэллу здесь все больше и больше нравится. Вид у него совершенно довольный, и он почти весь день проводит на воздухе.
Что за чудо детская фантазия! Рокуэллу доставляет огромное удовольствие в постели играть в «людоеда». Он набрасывается на меня с яростью, и если в этот момент я включаюсь в его воображаемый мир, ему больше ничего не надо.
Пришлось приготовить еще одну порцию этой мерзости — лисьего корма — и погрузить новый мешок соленой рыбы отмачиваться в озеро. К этой обязанности я питаю отвращение. Освоение новых земель доставляет мне удовольствие, а фермерство противно, во всяком случае — разведение лисиц. Эти жалкие создания жмутся по углам и крадутся к пище с таким подлым и несчастным видом.
Двадцать третье января, четверг
Дым иногда поднимается по дымоходу вверх, а иногда идет обратно. Это не слишком способствует топке. Сижу в шести дюймах от печки с замерзшим носом и ледяными ногами. Ветер просачивается сквозь все щели. После того как мох, которым мы конопатили стены, высох, съежился и смерзся, избушка наша вентилируется так, словно в окнах нет стекол. Пожалуй, это самые сильные холода за всю зиму. Несмотря на северный ветер, который обычно приносит ясную погоду, сегодня темно из-за снеговых туч. Вода в заливе скрыта клубящимся туманом. Мы пилим дрова и без конца набиваем ими печку. Сегодня прожорливая герметическая
Я испытываю удовлетворение оттого, что мои расчеты относительно запасов продовольствия, постельных принадлежностей, отопительного оборудования оказались абсолютно правильными для здешних условий. Сейчас у нас туговато с мучными продуктами и молоком, но ведь по плану мы собирались в этом месяце съездить в Сьюард и пополнить запасы. Отсутствие Олсона не входит ни в какие расчеты. Не могу дать этому никакого разумного объяснения, разве что он заболел.
За последние три недели я делал в среднем не меньше одного рисунка в день и по-настоящему доволен ими. Набрал хороший разгон, а главное, выработал подходящую здесь систему работы, которой и буду следовать. Днем пишу этюды с натуры, стараясь зафиксировать в памяти формы и прежде всего краски окружающей природы.
Когда стемнеет, я на некоторое время погружаюсь в транс, приучив Рокуэлла к абсолютному молчанию. Ложусь или сижу с закрытыми глазами, пока не начинаю «видеть» композицию; тогда я быстро делаю набросок, а иной раз трачу час, пока не усовершенствую расположение элементов в рисунке маленького масштаба. После этого наступает беззаботная жизнь. С полчаса мы с Рокуэллом играем в карты, затем я подаю ужин, и Рокуэлл отправляется спать. Когда он разденется, я еще заставляю его немного попозировать в требующемся мне каком-нибудь фантастическом положении и отмечаю особенности анатомии жестов в предполагаемом рисунке. Нежная фигурка маленького Рокуэлла подчас служит моделью какого-нибудь грубого волосатого гиганта. Получается очень забавно. Обычно мне приходится на ощупь находить кости или сухожилия, чтобы поместить их правильно.
Вчера вечером я рисовал, потешаясь над собой. Темой моей был лев. Я часто завидовал Блейку и некоторым старым мастерам в их полном неведении форм многих вещей. Именно это позволяло им проявлять подчас такую восхитительную и выразительную наивность. Как бы мало вы ни знали какую-нибудь животную форму, это, по-моему, совершенно безразлично, если только в своем изображении вы твердо следуете какой-то определенной идее. Не старайтесь как-нибудь затушевать свое незнание, чтобы скрыть его, будьте именно определенны и точны. Что ж, ей-богу, этот лев представил мне случай проявить наивность. Надо ж было нарисовать такого глупого ухмыляющегося зверя! В конце концов он приобрел некоторую интеллигентность и даже капельку достоинства, но и сейчас он напоминает судью в большом парике. Впрочем, от льва, позволяющего голому юноше спать в своих лапах, можно ожидать не совсем зверского выражения. Сегодня вечером, когда я начал эту запись, все небо было в звездах, а теперь слышно, как что-то сыплется на крышу, не то снег, не то град!
Двадцать пятое января, суббота
Отчаянный мороз. Таких продолжительных холодов я еще не испытывал. И вчера, и сегодня необыкновенно сильный ветер и в воздухе проносятся огромные массы снега. В доме у Олсона обе бочки с водой накрепко замерзли. Одну бочку так расперло, что дно треснуло, а сама она опрокинулась и покатилась по полу.
Двадцать шестое января, воскресенье
Полный работы день. Для разнообразия Рокуэлл лежит больной в постели. Небольшое расстройство желудка, но сейчас все уже в порядке.