В душной ночи звезда
Шрифт:
*Шарачковая шляхта - так пренебрежительно называли бедных шляхтичей, носивших верхнюю одежду, шитую из шарачка - грубой крашеной ткани домашнего производства. К шарачковой относилась шляхта однодворная ("лаптевая") - крестьяне, которые получили вольную за службу на войне, и загоновая - мелкая сельская шляхта. Чуть выше был статус у чиншевой шляхты - мелкопоместных хозяев, арендовавших землю за денежный чинш.
*Шляхта заплотная (загородная) - мелкая
потомственная шляхта, имеющая небольшое поместье
* "Устава на волоки" - государственный документ 1557
*Слуги местские - наёмники из числа профессиональных солдат. Выполняли полицейские обязанности и принимали участие в военной подготовке мещан: каждый город Великого княжества имел чётко налаженную военную структуру, все взрослые мужчины несли воинскую повинность
*Прут - единица измерения площади городского участка под застройку
* "Превеликое древо посредь двора" - такие восторженные записи в инвентарях XVI века действительно встречались. Чаще других отмечали великолепные липы и груши, к которым у народа было особое отношение
Братья
У заборов, среди кустов облетевшей сирени, в сырой увядающей траве городского закоулка местные ребята окружили братьев батлейщика Юзефа.
Обзывали кукольниками и шуликунами, не решив ещё, стоит ли поколотить чужаков или просто поглумиться над ними?
Речицких хлопцев было больше, а их противников - непонятно даже, как считать? Старший Ладусь годился для серьёзной драки. Средний был мелковат, и явно испугался - часто-часто моргал длинными, как у девчонки, ресницами и закусил нижнюю губу, чтобы не расплескать из тёмных робких глаз солёную воду. А младшего Юрасика, которому шёл, наверное, шестой год, не выпускали из круга только потому, чтобы не сбежал, не стал звать на помощь.
Юрасик, как и длинный Ладусь, набычился и зло сощурил глазки, а маленькие кулачки он прижал к груди - вот вредник, вот собачий сын!
– А, правда, что сестёр ваших вы научили ходить на руках, чтобы потом продать их генуэзцам? В их краях таких девок наряжают, садят на особые большие подводы и возят по улицам. А девки показывают разные штуки на потеху
людям, и разный срам, и такой праздник называется карнаваль - все напиваются
и валяют кто кого хочет?
Нет, что угодно, только не это!
В старшем парнишке уже давно вскипала дикая ярость, но теперь каждая жила, натянувшись болезненной струной, отозвалась на унижение. Силы были неравны, настолько неравны, что он, не долго думая, рванул-распустил свой пояс, дёрнул вверх край длинной рубахи, заголив живот, и выхватил из ножен, низко висевших на тонком сыромятном ремешке, боевой кинжал.
Сталь страшно выставилась в его руке, плечи округлились, голова ушла ниже, лбом вперёд. Ладусь подобрался, как волк, готовый к прыжку. Ребята ахнули, отступили. Некоторые, стоявшие подальше, бросились наутёк. Больше всего ребят испугало то, как в
...Городской стражник вывернул из-за кустов сирени и, увидев такое дело, сразу сообразил, что к чему. Он сам тридцать лет назад был драчливым мальцом, смекнул, как надо поступить. Местным ребятам хватило одного грозного окрика: живо дёрнули кто куда, радуясь сами, что так легко отделались. А вот к хлопцу с ножичком подойти бы по-особому, и Иван-стражник сказал:
– Так и надо! Ишь, слетелись, словно вороньё на падаль!
У Ладуся повяли плечи, он опустил руку с кинжалом, тело его стала бить крупная дрожь.
Средний братишка расплакался.
Иван сказал этому мальчику:
– Бери меньшого, идите домой: в корчму или куда там... где вы остановились... К старшему брату веди его. А с ним, - кивнул на Ладуся, - поговорить надобно, - и проследил глазами, как уходят дети. Вопрос, кто кого вёл домой: впереди твёрдой походкой, широко шагая шёл маленький отважный Юрась, за ним переставлял ноги средний братец, двумя ладошками поспешно утирая размокшее лицо.
Хитрый Иван заметил над замётами шапку второго стражника, Степана Рудого.
Рудой двигался сюда, в эту сторону. Как только Степан поравнялся с кустами сирени, Иван, перемигнувшись с ним, схватил не мелкого телом Ладуся, сжав его плечи, как тисками, а Степан выдернул из руки кинжал и пригрозил:
– Только дёрнись, хлопец, в бараний рог скрутим!
Они быстро перевели Ладуся через мост надо рвом, втолкнули в приоткрывшиеся ворота, а уж за высокими стенами Верхнего замка, не церемонясь, затолкали в подклет брыкавшегося хлопца, называя опять же и шуликуном, и проходимцем, и разбойником.
Позвали войта.
Пока шли с войтом к подклету, успели нажаловаться на синяки, которые пятками и коленками наставил им лихой не по годам мальчишка.
– И как только не отбил, прости господи, самое главное!
– шумели стражники.
Зря они это сказали.
Войт был не в духе, повернулся к ним, рыкнул:
– Засиделись! Выростка* привели, вои! Плачете!
– Видел бы пан, какой это выросток! Разбойник, не смотри, что годами молод, - зверёныш! На местных ребятишек с ножичком пошёл! Это где такое видано? На кулаках дерись, а ножик зачем? Зачем ножичек показывать? Да что показывать - да он пырнул бы кого-нибудь, если бы мы не подоспели!
Войт шагнул было в подклет, но, увидев Ладуся, на которого жалко было смотреть, настолько он был удручён случившимся, приказал:
– Ступай за мной, и что б без шуточек, артист!
По пути негромко буркнул подвернувшемуся молодцу принести к нему в светлицу кружку с квасом, да поживей. Повёл хмурым глазом в сторону хлопца:
– Как зовут?
– Владислав.
– С братом ездишь?
– Ладусь кивнул.
– Ты из детей старший?
– парень опять кивнул. У него не проходила крупная дрожь, сотрясавшая его тело.