В двух шагах от войны
Шрифт:
Захватив кто что мог, мы пошли за Ваней. Он сам сразу взвалил себе на плечи мешок с солью. С грузом по камням не больно-то попрыгаешь, и, когда Арся с ящиком за спиной попытался все-таки прыгнуть, ему это дорого обошлось — он поскользнулся и брякнулся вместе с ящиком.
К счастью, упал он на бок и на песок. Ольга звонко расхохоталась. А Иван спокойно спросил:
— Не зашибся?
— Не-е, — сказал Арся смущенно, встал с песка и начал отряхиваться. Потом попросил Славку подбросить ему ящик за спину и упрямо зашагал вперед, но скакать больше не пробовал.
— Дофорсился, —
Ольга засмеялась опять, и Иван прикрикнул строго:
— Ольга! Чего регочешь?!
Она фыркнула презрительно и принялась собирать плавник.
«Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота», — думал я каждый раз, когда с очередной поклажей, согнувшись в три погибели, тащился вверх.
Да, наверное, не один я так думал. Если в первый раз все бросились разбирать грузы с шутками, смехом, то сейчас только кряхтели да иногда поругивались сквозь зубы. Пот катился с разгоряченных лиц, мы поснимали свои ватники и пальтишки, но от этого было не легче — груз врезался в плечи и спины и даже в мягком мешке или матрасе вдруг появлялись твердые и острые углы. Мне, например, казалось, что на спине у меня вырос горб, как у хорошего верблюда.
И вся эта работа проходила под неумолчный шум прибоя и под вопли и хлопанье крыльев встревоженных нами птиц. От этой музыки заложило уши и ломило в висках. Не знаю уж, из каких сил, скорее всего только на самолюбии, но я держался…
Однако кончилась и эта адова работа, и все мы в изнеможении повалились на землю, вернее, не на землю, а на поросшие кое-где мохом и какой-то неказистой коричневой и бурой растительностью камни. Некоторые, правда, догадались вытащить из груды вещей матрасы, а я как брякнулся на плоский камень, так и не поднялся, пока не позвали ужинать. То есть не позвали, а просто принесли еду к нашему «лежбищу». А носили ее в мисках Ольга со своими братишками — старшему одиннадцать, младшему семь-восемь. Ох, что это была за уха! В жизни своей я не ел ничего вкуснее. Когда только успели приготовить?
— Это Людмила Сергеевна ваша да маманя моя, — охотно ответила на мой вопрос Ольга.
— А добавки можно? — спросил Саня Пустошный.
— Почему не можно? Обязательно даже можно, — ответила Ольга весело, и десяток мисок протянулись ей навстречу.
Наконец все наелись, как говорят, от пуза и снова разлеглись кто где. Я лег на живот и, подперев голову руками, стал лениво обозревать окрестности. Честно скажу, приятного было мало. Голая каменистая, довольно ровная площадка с разбросанными там и сям валунами, вдали — снежные шапки гор, неподалеку в небольшой лощинке — приземистая изба, а рядом еще одна избушка поменьше, да бесконечное кружение птиц и привычный уже тускловатый оранжевый шар полярного солнца. И пожалуй, только синее, играющее переливами море скрашивало эту не очень-то приветливую картину.
Отдыхали мы недолго. Подошли отец и сын Прилучные.
— Заморились? — сочувственно спросил старший. — Однако, робятки, ишшо дна работенка есть: палатки ставить. Не на воле же ночевать. — Он осмотрел горизонт, и, видимо, что-то ему не понравилось. — Гляди, как бы ветер не взялся, вон горы-то как куриться зачали.
Мы с опаской
Кряхтя и чертыхаясь, ребята начали подниматься.
До чего же неподдающимися и тяжелыми оказались эти огромные зеленые брезентовые воинские палатки. Колья и крючья никак не хотели вбиваться в каменную землю, брезент то и дело вырывался из рук под редкими, но сильными порывами ветра, а ветер, будто нарочно, издевался над нами: тихо, тихо, а как только возьмешься за край палатки, он тут как тут — рванет вдруг, и ты вместе с брезентом летишь в сторону. Веревки-растяжки не желали завязываться — не слушались скрюченные пальцы.
Видно, у Людмилы Сергеевны и правда был хороший опыт в таких делах она не только подсказывала, что надо делать, но и сама работала с нами и первая смешно запевала: «Эй, ухнем, эх, крякнем, эх, зеленая сама пошла». И мы ухали, крякали, и тянули, и сопели, и стонали.
Но вот они стоят как вкопанные, наши миленькие, зелененькие. И ветер сразу стих, только слегка пошевеливал брезентовые стенки да мелкой рябью пробегал по крышам.
— Все! — отчаянно крикнул Арся и кинулся — откуда прыть взялась — в открытую палатку.
— Ур-ра! — прохрипели мы шепотом и, кто согнувшись пополам, а кто и на четвереньках, толкаясь и суетясь, поползли за ним. И повалились в палатке чуть ли не друг на друга.
— Не-елюдимо на-а-аше мо-ре, де-ень и но-очь шумит оно-о! — затянул вдруг Славка-одессит.
— В ро-оково-ом его-о про-о-сторе много бед погре-е-бено, подхватило еще несколько голосов.
— Совсем тронулись, — мрачно сказал Саня Пустошный.
А за пологом стояла Людмила Сергеевна и смеялась.
— Ребятки, — сказала она, — а ведь еще не все.
— Что еще? — с ужасом спросил я.
— Не на камнях же вам спать, надо койки соорудить.
— Шабаш! — заорал Баланда. — Никуда я отсюда не двинусь! И на камнях подрыхнем. Не баре какие…
— Н-на м-матрасах, — заплетающимся языком выговорил Боря.
— Пошли, — сказал Антон, с трудом поднимаясь.
— А может, на матрасах? — уныло спросил Толик.
— Ну, а дождь? — спросила Людмила Сергеевна. — Подтечет под матрасы…
— Ничего, — бодро сказал Арся, — на солнышке высохнут.
— Ага, — сказал Славка, — а что Ольга скажет?
И хоть смеяться вроде не было сил, — все так и грохнули. Когда отсмеялись, Антон спросил, что надо делать, и вслед за комиссаром вышел на волю. За ним поплелись остальные. Только Баланда перевернулся на живот и остался лежать.
— Василий, — окликнул его Антон. — Выходи!
— А катитесь вы все, — глухо донеслось из палатки.
— Ладно, — сказала Людмила Сергеевна, — может, и верно невмоготу ему. Пусть отдохнет немного.
— Нет, не пусть, — упрямо сказал Антон, — договорились же, что никому сачковать не позволено. Вон, даже Боря-маленький и тот вылез. И Димка тоже, а их ветром шатает.
Боря и верно стоял и покачивался, закрыв глаза.
— И как будто стоя спит, — сказал неугомонный Славка.
Опять засмеялись, а Боря, не открывая глаз, пробормотал: