В эфире 'Северок'
Шрифт:
Партизанские же отряды имели незначительные потери. Хотя было много раненых и лишились мы продовольственных баз.
* * *
День ото дня партизанская жизнь постепенно входила в нормальное русло: посылались подрывные группы на взрыв железной дороги, немецких складов с боеприпасами и горючим; уходили на задание разведчики...
Как-то перед вечером пришел в штаб района Саша Иванов. Он за время боев сильно изменился: похудел, стал, казалось, даже уже в плечах. Глаза запали, но светились прежним мягким огоньком. Русые
– Слушаю тебя, Саша. Случилось что?
– спросил у него Кураков. Капитан усадил его рядом на обрубок дерева, положил руку на плечо.
– Ну так что?
– Да ничего, - отмахнулся Иванов.
– Вот при-. шел...
– Пришел рассказать, как вырвались из западни?
– А-а, да чего там рассказывать-то!
– неохотно проговорил Иванов. Вышли, да и все. Часа через три после вас.
– Все вышли?
– Кроме двоих. И Шишкин был ранен. Выходили там же, где и вы, в ущелье.
– А потом?
– Перешли Бурульчу, стали подниматься на гору, наскочили на фрицев, завязалась перестрелка. Думали, уйти без боя - не получилось. Их очень много было! Окружили нас, в плен хотели взять. Пришлось пустить в ход гранаты. Провались, но вот потеряли двоих...
– Да, ребята были что надо! Герои были! Ну ты не убивайся шибко, Саша. Ничего не поделаешь.
– Пришел я вас просить, - сказал Иванов после минутного молчания, послать нас на задание. Хотим отомстить фашистам за гибель наших друзей. Все подрывные группы отправились на диверсии, а нас обошли. Обидно ведь! Не будет нам покоя, пока не рассчитаемся за ребят. Товарищ капитан, пожалуйста...
– Нет, Саша, не могу. После того, что мы оставили вас на верную смерть, - прикрывать наш отход, и сразу же послать на задание? Нет, не проси, Саша, не могу. Отдыхайте.
Иванов вдруг вскочил, выпрямился:
– Мы готовы на любое задание!
Глаза Куракова заблестели.
– Я знаю, что парашютисты - народ горячий и что героизма им не занимать, - тихо сказал он.
– Но сгоряча можно глупостей натворить, людей погубить. Так что поостыньте и тогда пойдете. Договорились?
– Пока не отомстим фашистам за ребят, не остынем, - решительно заявил Иванов.
– Все наши парашютисты дали клятву. И мы ее сдержим.
Кураков едва заметно улыбнулся, кивнул в нашу сторону:
– И радисты поклялись?
– Да, все, и радисты тоже.
– Ну хорошо: я вижу, тебя не отговоришь... Идите. Горячки только не порите! Действуй разумно. Людей береги. Хотя и говорят, что война милости не знает, что она через трупы шагает, но ты все-таки побереги людей. Да, с начштаба согласуй район действия...
– Есть! Разрешите идти?
Кураков обнял Сашу, поцеловал, пожелал удачи. Тот вскочил в наш шалаш, обхватил меня и радостно крикнул:
– Все, договорился! Отпустил! Идем!
– Я рад за тебя. Но будьте осторожны. Ни пуха...
– К черту! К черту! К самому
– и Саша рванулся к своим парашютистам.
А я стоял и думал: вот он каков, ленинградский металлист, десантник, комсомолец Александр Иванович Иванов! Неудержим...
22
В штабном шалаше сидело четверо: радистка Оля Громова, командир партизанского района капитан Кура-ков, старший лейтенант Колодяжный и я шло последнее напутствие перед отправкой в глубинку Громовой.
Разговор был долгий и подробный. Колодяжный растолковывал радистке суть задания, предупреждал девушку о грозящих опасностях, давал советы, как уберечься от провала, что делать в критических ситуациях, как вести себя в той или иной обстановке... Емельян Павлович то и дело покручивал свои пушистые усы, поблескивал светло-карими глазами и повторял:
– Запомните, Оля, от вашей разведки и от вашей работы будут зависеть успехи наших войск на фронте. Чем ценнее разведданные станете давать, тем быстрее придет победа... Думаю, вы меня поняли, Оля?
– Так точно, товарищ старший лейтенант! Все поняла, - бодро отвечала Громова.
– Что же, тогда до встречи!
– И Колодяжный улыбнулся в усы.
* * *
Громову для работы в глубинке поведут Елена Бодриченко и Марина Игнатьева. В деревне Лазаревке Советского района Крымской области проживала мать Лены. Немцев там не было, иногда только налетали, и девушки поэтому смогут спокойно передавать по рации штабу фронта сведения о противнике, которые будут добывать с помощью подпольщиков, находящихся в Ичках (ныне Советское). Немцы в то время активизировались: спешно перебрасывали по железной дороге в Керчь технику и живую силу.
* * *
До Лазаревки девушки дошли за четверо суток, и никто их не обнаружил. Брели только ночью, обходя встречные деревни. Днем же прятались в лесопосадках или окопах, а то и в зарослях бурьяна.
И вот они у дома Лены. Она постучала в стекло, тихонько позвала мать. Загремел засов, и все вошли.
– Ой, доченька, - всплеснула руками мать Лены и бросилась обнимать девушку, целовать.
– Жива, родная! А тут уже наговорили, что нету тебя... Ласточка ты моя ненаглядная!
– Жива, мамочка, жива, - только и приговаривала Лена.
Оля с Мариной молча наблюдали за трогательной встречей. На глазах у них были слезы.
– Мама, знакомься - мои подруги, они из Севастополя, - сказала Лена. Это Оля, а это Марина. Домой идут, на Украину...
Мать усадила девушек к столу и шепнула на ухо дочери:
– Из Судака приезжал какой-то тип - вроде знает тебя - и пустил слух, что ты партизанка. Рыжий такой, невзрачный на вид...
Лену в Судаке многие хорошо знали из-за ее активной работы по подготовке молодежи к санитарной обороне: она в то время была секретарем первичной организации РОККа. Но кто же этот рыжий и невзрачный, как сказала мать?