В эфире 'Северок'
Шрифт:
Кто-то из партизан предположил: к немцам, мол, ушел. Но я был глубоко убежден, что Григорян не совершит подобной подлости.
Только перед вечером он пришел. Я тотчас набросился на него, стал отчитывать...
– Ты прости меня, - опустив голову, проговорил Григорян.
– Виноват я! Но ты прости.
– Кто же так делает?
– все ворчал я.
– Уйти на весь день и никому не сказать! А?
– Сашка Иванов знает. И еще кое-кто.
– Вот здорово! А я, выходит, для тебя никто?
– снова
– Слушай, друг, ну зачем ты так? Не ругайся, пожалуйста. Больше такое не повторится. Слово даю. А где ходил, узнаешь завтра.
Григорян был голоден: весь день не ел.
– Бери вон в котелке, пожуй, - остыв, сказал я.
– Спасибо, - блеснув повеселевшими глазами, Николай принялся уминать кашу.
Мне почему-то казалось, что с минуты на минуту меня должны вызвать в штаб и устроить головомойку за самовольную отлучку Григоряна. А что я мог ответить? Ровным счетом ничего!
– Скажи все-таки, как это могло случиться?
– снова начал допытываться я, когда Коля поел.
– Ты же раньше никогда ничего не скрывал. А сегодня...
– Не переживай и дурное не думай, - успокаивал меня Григорян.
– Кому надо знают, где был. Я выпучил глаза.
– Да, в штабе знают.
– И Николай, по-доброму улыбнулся.
– Уговор был такой, друг!
Прошлой ночью я принимал сводку Совинформбюро. Да, помимо всего прочего, каждую ночь, в два часа, я ее принимал: сводку передавали для газет. И всякий раз ложился спать где-то в четвертом часу. Так было и в эту ночь. А в восемь утра Николай разбудил меня:
– Вставай, тревогу объявили!
Я подхватился, умылся наскоро и принялся укладывать в вещевой мешок свои пожитки. Николай подошел, смущенно улыбаясь, сказал:
– Поздравляю тебя с днем рождения.
– Он протянул мне полный котелок душистой, наваристой ухи и маленький букетик лесных цветов.
Я улыбнулся: "Ну и сюрприз! Так вот где парень был целый день... В Суате рыбешек ловил. Ходил в такую даль, чтобы порадовать меня, а я взял и обругал его..."
Мне стало неловко, но я знал, что прав. Как бы по-братски мы ни жили, а дисциплина должна быть. Без нее дрянь дело!
Григорян умел варить уху. Он знал, что это самое любимое мое блюдо, и решил сделать мне приятное. Ели мы ее с таким аппетитом, что нас и за уши бы не оттянули, а от форели и косточек не осталось.
* * *
Вскоре заставы вступили в бой. Противник наступал небольшими группами со стороны Баксана и Барабановки: видимо, прощупывал нашу оборону. На помощь заставам тотчас была выслана подмога. Штаб района и комендантский взвод по-прежнему находились в расположении лагеря. Все были в полной боевой готовности.
Мы с Николаем взобрались на скалу, откуда вел наблюдение за противником командир района. Усевшись между валунов, тоже стали
Вдруг мимо моего уха - ть-ю, ть-ю!
– пропело несколько пуль. Они просвистели так близко, что я почувствовал ветерок на щеке. Мы с Николаем юркнули под выступ скалы. Посмотрев на меня, Григорян спросил с тревогой:
– Не задели?
Я машинально провел рукой по щеке: крови не было.
– Кажется, нет... Но чуть не поцеловали! Видишь, и фрицы захотели поздравить меня с днем рождения.
– Обидней всего погибнуть от шальной пули, - задумчиво произнес Николай.
– Хуже всего - нелепая, глупая смерть...
– Значит, мы с тобой, Коля, должны дожить до победы. А она придет, обязательно придет! Не за горами уже.
Мы и в те дни были твердо уверены, что победа будет на нашей стороне, что наглые, самодовольные Манштейны, Клейсты и им подобные людишки еще проклянут тот утренний час, когда они вероломно, по-бандитски, вторглись на нашу землю.
24
Все-таки служба в армии оставила свои следы: даже здесь, в тылу врага, мы с Николаем по старой привычке делали по утрам физзарядку. Не каждый день нам это удавалось, но делали!
Вот и в это утро только собрались было, как в шалаш не вошла, а впорхнула Нина Залесская. Девушка была веселая, радостная, сияющая.
– Что случилось?
– поинтересовался я.
– На задание ухожу! Заскочила попрощаться!
– затараторила Нина.
Николай стоял, хмурил брови. Он то связывал на полотенце узел, то развязывал его: нервничал. Нина подошла к нему, спросила:
– Ты чего это, миленький? Что с тобой?
– Хандра одолела, - глухим голосом ответил Григорян.
– Не падать духом!
– Нина легонько тронула его за плечо.
Николай скривил в искусственной улыбке губы, а в глазах по-прежнему грусть.
Минуты две-три молчали. Было тихо. Вдруг до нашего слуха донесся глухой далекий винтовочный выстрел. Мы насторожились, прислушались. Но стрельбы больше не было.
– Нина, ты не боишься идти на задание?
– спросил я, заглядывая девушке в глаза.
– Не думала об этом. Собственно, чего я должна бояться? Если бояться, не надо и ходить в разведку! А как хочется сделать хорошее дело. Такое... ну, громкое, что ли...
Я усмехнулся. А Нина смотрела на меня с теплой открытой улыбкой и молчала.
– А ты молодец, - сказал я девушке.
– Молодец, что уверена в себе. Так и надо! Ну, выполняй задание и возвращайся скорее.
– Вернусь. Обязательно вернусь!
– снова улыбаясь, сказала Нина.
– Ну а случись что... не поминайте лихом. Если на роду уж написано - не обойдешь, не объедешь. Значит, так тому и быть.