В эфире 'Северок'
Шрифт:
После короткого рассказа я спросил у него о Мокроусове, для которого у меня был пакет штаба Крымского фронта.
– Мокроусов далеко, - сказал Луговой.
– Вас туда отведут. Анатолий, обратился он к Шишкину, - позови ко мне Макринского.
– Есть вызвать Макринского!
Вышли мы от Лугового, и Толя повел в свою землянку - она находилась немного выше штабной. Нас все время не покидало волнение: свяжемся ли мы с Большой землей? Радиостанция штаба фронта была в Краснодаре - на внушительном удалении от нас. Осилит ли шестисоткилометровое
Я подготовил первую радиограмму на имя начальника разведотдела фронта, где сообщал о благополучном приземлении, о том, что находимся в Зуйских лесах. Николай забросил на дерево антенну, в противоположную сторону противовес, и мы развернули свой "Северок".
Установив заданные волны приема и передачи, включились. Григорян приложил к уху один наушник, я - другой. Какое-то мгновение не было слышно ни шума, ни треска, ни писка. Мы молча переглянулись, и в наших взглядах прочли тревогу друг друга.
Но вот прорвался шум, а потом слабенькие сигналы какой-то морзянки. Мы напрягли слух. Я повернул ручку настройки сначала влево от заданной волны, потом вправо. С замиранием сердца вслушиваясь в заполнившие эфир человеческие голоса, музыку и тысячи морзянок, мы ловили свои позывные. Но штаб фронта молчал.
Я посмотрел на часы: до начала связи оставалось еще две минуты. Так вот почему молчат! Наконец оператор штаба фронта включился - послал в эфир условные позывные. Я настроился, и сигналы усилились. Николай, подпрыгнув, как козленок, закричал "ура!.
Оператор минуты две звал нас, потом перешел на прием. Я включил передатчик и послал в эфир позывные штаба фронта. Большая земля незамедлительно отозвалась. Мы с радостью передали свою первую радиограмму.
5
На другой день повалил снег, мягкий, пушистый.
В полдень мы отправились в путь. Проводниками у нас были Шишкин и Макринский. Шли мы, а наши следы тут же заваливал снег.
Штаб Мокроусова, по словам Макринского, находился где-то в подножиях гор Средней и Сахарной головки, в районе Карасубазара. Это примерно километров шестьдесят от Зуйского отряда. Почти половину пути надо идти по открытой местности, по высокогорному плато Караби-яйле, где гитлеровцы нередко устраивают засады на партизан. Поэтому дневной переход невозможен всюду рыскают каратели.
Макринский, как опытный проводник, брел впереди, за ним - Николай, потом - я. Замыкал нашу группу Шишкин. Отдыхали мы редко, где-нибудь в укрытии: торопились.
Когда спустились в ущелье, тугой ветер ударил в лицо, обжигая снежинками. Идти было тяжело. С трудом поднялись мы на высокую гору с мелколесьем. Тут нас и застала ночь. А прошли-то меньше половины пути! В темноте идти стало еще трудней. Только гляди, чтобы идущий впереди не отпустил раньше времени отведенную в сторону ветку и она не хлестнула по лицу! Да так, чтобы след остался...
Лишь часам к двенадцати следующего дня на одной из высоток
Наконец подошли к едва заметной среди деревьев землянке. Анатолий переговорил с часовым. Тот велел подождать, а сам исчез в проеме. Вскоре из землянки вместе с часовым вышел дежурный по лагерю. Поздоровавшись, окинул нас цепким взглядом и бросил:
– Значит, с Большой земли?
– С Большой...
– нехотя отозвался Анатолий.
– Тогда идемте.
Возле штабной землянки нас остановил часовой. Собственно землянки мы не видели. Привалившись к стволу дуба, стоял партизан с автоматом. Дежурный по лагерю что-то сказал ему тихонько и шмыгнул в чуть заметный вход. Мы же ждали в стороне. Через минуту-другую дежурный вернулся:
– Пущай старшой с Большой земли зайдет.
Анатолий подтолкнул меня: мол, иди.
Землянка светлая, уютная, добротно сделанная. За столом три человека: один в штатском и двое военных - майор и полковник. В углу я увидел Михаила Захарчука. Он кивнул мне, улыбнулся: дескать, вот где свиделись...
Из-за стола вышел коренастый мужчина, поздоровался со мной за руку, представился. Я достал из планшетки пакет, протянул ему. Он усадил меня между майором и полковником, а сам, опустившись на свое прежнее место, вскрыл пакет. В землянке воцарилась тишина: только слышно было, как радист выстукивал на ключе точки-тире.
– Товарищ Захарчук, - обратился Мокроусов к нему, - добавьте: пакет получен, результат сообщим дополнительно.
– Есть!
– отозвался Михаил.
Пока меня расспрашивали о Большой земле, Захарчук закончил работу и отдал несколько радиограмм Мокроусову. Тот одну за другой пробежал их глазами и сказал:
– Могу порадовать вас, товарищ майор. Начальник разведотдела фронта Капалкин сообщил, что в ваше распоряжение для оперативной работы направлены радисты Выскубов и Григорян. В третий район, к Северскому, посылаются другие радисты. Так что вы, - Мокроусов обратился ко мне, - будете работать в штабе второго района. Вот ваш командир, майор Селихов, прошу любить и жаловать...
Селихов встал, пожал мне руку. С минуту, не отрываясь, смотрел в глаза, потом сказал:
– Побудьте пока с радистами.
– Да, да, теперь можете идти. Отдыхайте!
– сказал Мокроусов.
Когда я вышел из землянки, снег перестал падать, из-за тучи выглянуло солнце, и ветер легонько трогал ветки деревьев, стряхивая снег.
Встретил нас Вася Добрышкин. Пока мы тискали друг друга, прибежал Захарчук.
– В нашем полку прибыло!
– переступив порог землянки, радостно воскликнул Михаил.
– Здорово, что вы прилетели к нам! А как там батальон?
Я рассказал, что он почти весь участвовал в новогодней операции здесь, в Крыму.