В этом мире, в этом городе…

Коллектив авторов

Разиль Валеев

«Плача и скорбя, искал свободы…»

На моё могучее дыханье

Отзовутся небо и земля.

X. Такташ

* * *

Плача и скорбя, искал свободыСветлый разум.Не нашёл. Но пусть…Или мир я изменю сегодня,Или сам сегодня изменюсь.Не поймут, когда скажу, что ветер —Голубой, а время – сабантуй.Имена всему свои на светеДам я, понимая красоту.Всем цветам я дам свои названья.За день я воскресну и умру…Но и в миг последнего дыханьяЧёрным белое не назову.Воспою товарищество строгое.Жить на свете – нет прекрасней слов!После долгих, тяжких дней дорогиК

нам в сердца является любовь.Я могу обман принять за правду,Да, бывает, что там говорить…Мне тепла и света много надо.Может, я наивен, может быть…От несправедливости свободен,Перед красотою преклонюсь.Или мир я изменю сегодня,Или сам сегодня изменюсь…

«Я жизнь свою ещё не начинал…»

* * *

Я жизнь свою ещё не начиналНи делом настоящим и ни словом.И бьётся сердце мамино в груди,Да и рубашка на плечах отцова.Свою я чашу горя не испил,Не знаю цену счастью и покою,Как будто продолжаю брата жизнь.Она была короткою такою.Я весь – как будто прошлых дней завет:Иду простором, что открылся деду,И, одолев очередной подъём,Я торжествую дедову победу.Дожди времён, ветра веков во мнеШумят, гудят неистребимой болью.Пою ещё я не свои стихи,А те, что до меня не спеты были.

Молодость

На этом корабле без якорейОдно желанье у его матросов:Свирепый шторм пусть налетит скорей,Чем к берегу теченьем их отбросит!

Мой день

Кто друг мне, кто недруг – порою не знаю.И в том огорчения нет.Я вечером старцем седым засыпаю,младенцем встречаю рассвет.Чтоб вечером доброй сложилася песня,чтоб светлыми были слова,я каждое утро гляжу в поднебесье —и входит в глаза синева.Чтоб чёрствостью рук не обидеть знакомыхво время приветствия вдруг,иду к роднику я с рассветом из дома —и чёрствость снимает серебряный друг.Иду поутру от порога родного,и птаха взлетает, звеня,и мир, каждый раз молодеющий снова,встречает улыбкой меня.Я сын молодого родимого края,сегодня мне всё по плечу.Кто друг мне, кто недруг – пока что не знаю,а может, и знать не хочу.Нет в сердце обиды и зависти нету,лишь солнце ликует в душе!Четыре прекрасные стороны светараскрыли объятья уже!Но вот надвигается туча тревожно,и гнётся под ветром лоза…Природе спокойною быть невозможно,коль в небе грохочет гроза.Я падаю ниц от громового звука,Вселенную и небо кляня…Мне враг подаёт ненадёжную рукуи тянет с дороги меня.Наверно, я долго б с испугу проплакал,не видя ни зги впереди.Но друг подаёт разгоревшийся факел:– Ты видишь дорогу? Иди!Закат догорает. Закату – я знаю —Ворота пора закрывать.Избитый, уставший, я всё ж успеваюв ворота заката вбежать.…Глаза в тишине перед сном закрываюЯ в жаре, я брежу, горю…Я вечером старцем седым засыпаю,Младенцем встречаю зарю.

Чётки

Памяти бабушки

Твой ясный образ ясно, чёткоЗапечатлён в моей судьбе.Отполированные чёткиНапоминают о тебе…Твой сын шахтёр,в земле глубокойИ днём и ночью соль рубил.Из фиников, плодов Востока,Тебе он чётки смастерил.Перебирая чётки эти,Молила бога ты всегда,Чтобы канат у шахтной клеткиНе оборвался никогда.Случались дни крутых событий…И, силясь одолеть беду,В твоих руках по тонкой нитиМетались чётки, как в бреду.Они ль спасли отца-солдатаВ огне войны?Конечно, нет.Но каждая лихая датаНа чётках оставляла след.Минули годы торопливо…Я не забуду ничего.Отцом посаженная иваСклоняет ветви молчаливоУ

изголовья твоего…Горит огонь в старинной печи,Не нарушая в доме тишь.И ты со мной заводишь речи,Под шёпот чёток говоришь:«Сруби свой дом.Пусть сын родится.Пусть радость вселится в твой дом.А если умереть случится —То в день, заполненный трудом…»Прости меня:я хлеб не сею,Не добываю в шахте соль.Я песни лишь слагать умею,И то – когда подступит боль.И эти песни, словно чётки,Напоминают о тебе.Твой светлый образ ясно, чёткоЗапечатлён в моей судьбе.

Дороги

Леса, родники и дорогиВ привольном родимом краю!Как много, однако, как многоВмещается в душу мою!Хоть я и не лезу в пророки,Родные люблю берега.Мир вам, родники и дороги,Леса, небеса и луга!Быть может, умру я до срока.Не плачьте по мне, соловьи,Ведь лес и родник, и дорогаВливаются в песни мои.

Перевод с татарского Д. Даминова

Поднимешься на минарет, станешь ближе к Всевышнему

В начальных классах мы учились в здании бывшей мечети. Хотя эта деревянная мечеть была построена ещё в 1921 году, она не скособочилась, не обветшала, лишь минарет её, будто сетуя на свою судьбу, протяжно стонал, когда задували ветра и вьюги. Как священна и дорога для всех татар башня Сююмбики, так же священна и дорога для моих односельчан была наша мечеть со своим стойким минаретом. До сих пор для меня остаётся большой загадкой, просто волшебством: как же смогли возвести эту мечеть односельчане в голодный двадцать первый год? Пожалуй, не найти человека, который, побывав у нас в деревне, не залюбовался бы её утончённостью, строительной завершённостью, архитектурным совершенством. Откуда взялось такое мастерство у наших деревенских строителей, у которых не было никакого специального архитектурного образования?! Сегодня мечети строят почти в каждой деревне. Но не всегда они соответствуют требованиям гармонии. Минареты порой коротки и толсты или, наоборот, длинны и тонки, как заводские трубы. Из-за отсутствия у строителей чувства пропорции, меры, просто-напросто таланта, профессионального мастерства деньги, собранные народом по крохам на строительство своего священного сооружения, нередко тратятся на возведение безвкусицы. Нашей деревне повезло, её мечеть явилась прекрасным примером архитектурного совершенства и вошла в список исторических памятников, охраняемых государством.

Когда я начал учиться в школе, у меня была мечта – подняться под самую вершину минарета мечети и окинуть оттуда взглядом окрестности родной деревни. Минарет нашей мечети состоял из двух ярусов. До верхнего яруса можно было подняться по внутренней винтовой лестнице. Но это лишь две трети башни. В той части, где минарет заострялся, принимал конусообразную форму, и на пике его красовался серебристый полумесяц, не было никакой лестницы. На самой вершине его оставлено было слуховое окошечко размером с голову взрослого человека, куда порой залетали голуби. Вот в это окошечко я и хотел поглядеть.

Однажды я спросил у матери: зачем нужен мечети минарет? Она ответила: «Чтобы муэдзин с высоты его призывал людей к молитве, сынок. И потом… Когда поднимаешься на минарет, вся деревня видна. А главное, с минарета и взгляд бескраен, и голос безбрежен, и к Аллаху становишься ближе». Эти слова матери остались в моей душе на всю жизнь. Казалось, если я взберусь на минарет и посмотрю с него, просунув голову в слуховое окошечко, то увижу не только соседние деревни, Казань и Москву, но и весь мир, даже самого Всевышнего.

Всё-таки я осуществил свою мечту – поднялся под самую вершину минарета, когда учился в четвёртом классе. Неистово карабкался я на верхотуру, ломая подгнившие доски под кровельным железом, раздирая в кровь руки и ноги. Когда, просунув голову в слуховое окошко, посмотрел вокруг, то был поражён распахнувшейся передо мной неохватной панорамой. То ли оттого, что минарет легонько покачивался, то ли ещё из-за чего-то, но мне вдруг сделалось не по себе, взгляд затуманился, всё передо мною поплыло… Точно Аллах осерчал на меня за то, что я без всякого разрешения вторгся в его владения, и поэтому воздействовал на моё сознание. Известное дело, такое заключение я сделал значительно позже, когда уже подрос. В памяти после победного восшествия только и осталось, как я поспешно спускался с минарета.

После окончания в своей деревне Ташлык начальной школы, в соседней деревне Шингальчи – восьмилетней, в Нижнекамске – средней я направился учиться сначала в Казань, затем – в Москву. Когда возвращался в свою закамскую деревню, всегда первым встречал меня родной минарет нашей мечети. Но он старел и с каждым годом всё больше и больше клонился в сторону. В один из приездов я увидел, что ветер сорвал с него кровельное железо, и полумесяц завалился набок, готовый вот-вот упасть. Было это в то время, когда вышла моя новая книга, и я получил небольшой гонорар. Осенью 1979 года я пригласил из Казани ребят-реставраторов, и мы стали ремонтировать минарет мечети. Конечно, моего гонорара было недостаточно. Протянул руку помощи друг юности Рифкат Муллин, работавший тогда заведующим районным отделом образования. По мере возможности помогали и односельчане. Таким образом, сообща и починили минарет. Особенно памятным был день установки на нём сверкающего на солнце полумесяца. Народ собрался со всех окрестных деревень, все подбадривали нас, и это придавало нам энергии и чувства значительности события. Правда, событие это не все оценили одинаково. По приезде в Казань меня вызвали сначала в обком комсомола, затем – в обком партии и как следует поддали за идеологический проступок и сделали вывод, что я не соответствую своей должности ответственного секретаря в журнале «Ялкын» («Пламя»).