В этот раз я родился… или Путешествие Души. Часть первая
Шрифт:
Где-то осенью, вроде в конце сентября прошлого года, по местному телеканалу объявили, что из питомника сбежала тигрица. Я попросил выяснить: та или не та. Ответ пришёл очень быстро – та.
Вот оно что! Вот почему тогда меня зацепили её грустные глаза! А может, мне это только показалось? Возможно, она уже тогда задумала побег и всё же сбежала за свободой и новой любовью.
Надо же, и тогдашние детские воспоминания про пленницу и её физическую несвободу оказались, что называется, в руку.
Я не знаю, отловили тигрицу или нет, да это и не важно. Важно, что хоть на время она обрела свободу.
Вот такая
Подумалось: «А что такое свобода для человека?» Не внешняя свобода, которой лишают человека, например, размещая в местах не столь отдалённых, а внутренняя, может быть, духовная свобода. Что означает это понятие для меня, человека взрослого, самостоятельного и внешне свободного? А ведь вопрос! И ответ на такой вопрос требует размышлений.
Пожалуй, сейчас, для начала, я могу только определить, что такое внутренняя несвобода для меня. Я, уважаемые читатели, уже упоминал как-то про состояние «Жертвы», в которое человек (то есть я) часто ставит себя самого, – это и есть, безусловно, наша несвобода.
Вот смотрите: наши зашоренности, зависимости, деньги в малом или в очень большом количестве, наши хотелки или нехотелки, безусловно, не прибавляют нам свободы. Наши болезни и страхи тоже важные атрибуты несвободы. Ну и конечно, до кучи надо припомнить главный наш страх, делающий нас, человеков, несвободными, – это страх смерти.
Возможно ли человеку достичь состояния полной свободы? Думаю, да. Достигну ли я этого состояния? Хочу надеяться, что да. Я выбираю этот путь – путь Любви, Свободы и Радости, а дорогу, как известно, осилит идущий.
Надо же, а всё из-за истории про пленницу…
Улицы
Десятая улица, дом десять – это адрес, по которому мы живём сейчас во Владивостоке. Тут почти курортное место, всё летом утопает в зелени: сосны, дубы, клёны. Рядом Ботанический сад Академии наук, сюда ходим гулять через дырку в заборе.
В пятистах метрах от нашего дома – Амурский залив, который сейчас покрыт полуметровым льдом. Десятая улица – прекрасное место, тут очень хорошо и спокойно.
Мне нетрудно подсчитать: Десятая – это всего третья по счёту улица, где я живу за свои пятьдесят с лишним лет. Не думаю, что это о чём-то говорит и меня характеризует. Просто так сложилось: я только дважды менял своё место жительства. Вот сейчас и тридцать лет назад, когда женился.
Я сразу переехал в квартиру к своей жене, в дом на улице Архитектора Власова. Я, кстати, не знаю, что такого замечательного построил архитектор Власов и почему был удостоен стать улицей. Важнее, что она уже более сорока лет является моей родной улицей. Тут я живу с женой, здесь же родились мои дети.
Но сегодня поговорим не о Власове, а, пожалуй, о более дорогой для меня – Бойцовой
Так было в самом начале – это сохранено в детских архивах моей к памяти. Позднее сквер уже утопает в зелени, а сама улица, стерев с лица земли бараки и пустыри, вытягивается более чем в два раза до самого универсама образца конца семидесятых годов.
К тридцатилетию Великой победы Бойцовую улицу переименовывают в бульвар Маршала Рокоссовского, но для меня она всё равно Бойцовая. На ней стоит дом, где я живу с папой, мамой и бабушкой Полей.
Поля! – родной мой человечек. Она строгая бабушка, но я всё равно всегда чувствовал её любовь.
Ушла из жизни она рано. Я первоклашка, в этот день сижу на уроке, и вдруг вижу тётю Олю – двоюродную бабушку по папиной линии, она неожиданно забирает меня из школы. Мы выходим на улицу, ранняя осень, я пострижен под полубокс, в серой школьной форме с октябрятским значком, в руках маленький чёрный портфельчик, в голове звучит радостное удивление оттого, что меня забрали так рано. Но вдруг слышу Олины тихие слова о смерти и сразу чувствую нахлынувшую обиду, горечь, пронзительное одиночество. Градом текут слёзы, но я же мальчик – плакать нехорошо, отворачиваюсь и упираюсь в школьную стену – никто не должен видеть моей слабости.
Смутно помню похороны и поминки, на которых зачем-то всем рассказывали про мои скупые мужские слёзы.
А потом… удивительно, мои уважаемые читатели, меня очень долго не оставляет ощущение, что бабушка не умерла. Нет-нет, я уверен, она не умерла, только уехала ненадолго. Часто на улице или в метро я узнаю её. Я уверен в этом, но мама и папа, естественно, разуверяют меня в этом. Но я всё равно знаю – бабушка не умерла. Она часто приходит ко мне во сне. Я помню эти сны: раздаётся звонок в дверь, я бегу смотреть, кто пришёл, и вижу улыбающееся лицо бабушки. Я говорю ей: «Ты же умерла?!» А она отвечает: «Нет, что ты, Андрюшенька! Я только уезжала погостить в деревню. Я всегда буду с тобой». Безмерное счастье наполняет меня от таких слов. Потом я просыпаюсь и тихонечко плачу, чтобы никто не видел. Эти повторяющиеся сны я вижу несколько лет, они потом прекращаются, но бабушка всё равно остаётся со мной ещё долго.
После бабушкиной смерти маленькая комната переходит в полное моё владение. Но я, впрочем, уже писал об этом, когда проводил экскурсию по своей квартире. Одна её важная достопримечательность, ещё не описанная пока, – это санузел. Он знаменит в нашей семье тем, что именно в нём мама как-то случайно закрыла меня и ушла на работу.
Дело происходит так. Я учусь в начальной школе, но сижу дома из-за болезни. Вообще, туалет для меня ещё одно важное тусовочное место. Там можно под видом заботы о здоровье поиграть в машинки, почитать, скрыться на неопределённое время от игры на пианино или просто помечтать.