В футбольном зазеркалье
Шрифт:
Серебряков пошел, попер неудержимо. Впереди, за линией штрафной, он видел прямоугольник ворот, пригнувшегося вратаря, а прямо перед собой, как досадную помеху, отступавшего защитника. Скачков извелся, ожидая: в запале Владик мог пойти на единоборство и проиграть. «Справа!» – крикнул он, но тот и сам заметил Мухина, коротким пасом отдал ему мяч и тут же получил его назад, уже за спину защитнику. Коротенькая двухходовка «в стенку» была разыграна, как на учебном поле. Догоняя мяч, Владик увидел, что вратарь пытается по замаху ноги угадать направление удара, – согнулся,
Турбин от радости, не выдержав, подпрыгнул и повис на перекладине своих ворот, дрыгая ногами. Матвей Матвеич потрясал обеими руками. Павел Нестеров, обычно сдержанный, упал на грудь Серебрякову, схватил его в охапку и закружил.
– Влад, дьявол! Я тебя сожру!
– Краса-авец!.. – тянул Кудрин, размазывая по щекам бороздки пота. Но что это? Либрих, Ригель, двое защитников сбежались и тесно обступили судью, доказывая, что мяч забит не по правилам: Мухин, принимая передачу, находился вне игры. Владик, разобрав в чем дело, даже рассмеялся и показал Скачкову: посмотри на них, чудаков! Судья на поле взглянул на бокового, тот с флагом у ноги спокойно шел по кромке. Тогда, выбираясь из толкучки футболистов, судья повелительно указал на центр поля. Гол засчитан!
Австрийцы затеснились еще жарче и азартнее, кто-то толкал судью в спину, а Ригель украдкой врезал ему по ногам. Судья гневно обернулся, но Ригеля уже заслонили, оттолкнули.
Поведение футболистов на поле взвинтило нервы на трибунах. Стадион, вскочив на ноги, ревел, дудел, неистово размахивал флагами. Скачков привык к тому, что футбол – это торжество, а торжество бесшумным не бывает, однако в здешнем реве из всех человеческих страстей отчетливей всего угадывалась жажда мести, крови. Матч незаметно перерос рамки обычного спортивного состязания.
Серебряков, поглядывая на беснующиеся трибуны, на игроков вокруг судьи, покачал головой.
– Вот ханыги, а? – сказал он Скачкову.
Несколько человек с трибун прорвали оцепление и выскочили на поле. Их попытался остановить судья с флагом, его со злобой отпихнули. За нарушителями бросилась полиция, началась тяжеловесная погоня под одобрительный вой дудок и звон колокола. Наконец порядок навели, но тут увидели, что Мухин скорчился и держится за голову. Рядом с ним на траве валяется бутылка.
«Мерзавцы!..»
Скачков с протестом побежал к судье: за хулиганство зрителей несет ответственность команда!
На поле появился тренер австрийцев. Принимая извинения, Скачков тем не менее настоял, чтобы все происходящее нашло отражение в протоколе.
Мухину забинтовали голову, он вышел было продолжать игру, но попросил замену. На поле выбежал свеженький Игорь Белецкий.
– Игорек, не заводись. Слышишь? – предупредил Скачков.
Какое там! Парнишка рвался в бой, дрожал от нетерпения. Кажется, подбей его сейчас, прими он травму вместе с Маркиным и Мухиным,
Убывающее время заставляло австрийцев торопиться. Они еще не потеряли надежды переломить ход встречи и принялись бомбардировать ворота издали. Русские игроки с забрызганными грязью азиатскими скифскими лицами казались им на последнем пределе сил. Гол назревал, мяч должен, неминуемо обязан был влететь! Вот… еще бы чуть-чуть! Но Турбин, используя преимущества своего длинного тела, весь вытянулся наискосок ворот и в последний миг сумел толкнуть мяч кулаком. Угловой!
За воротами, взявшись рукой за сетку, Арефьич что-то выговаривал Турбину – похоже, успокаивал, просил взять себя в руки. Дворкин, тоже заклиная молоденького вратаря, смотрел на него с мольбой, прижав руки к груди.
Первый раз судья взглянул на секундомер, и этот его жест подхлестнул австрийцев. Трибуны теперь ревели не переставая. Поощряемая громом соотечественников, австрийская команда торопливо взвинчивала темп и заиграла резко, откровенно грубо – обычный удел неудачников. От нервозности стали часты примитивные навесы на штрафную. Ригель упорно подбирался к молодому Турбину, но тут коса нашла на камень: Семен Батищев не давал ему дыхнуть. Ригель для устрашения попробовал свое излюбленное – кость на кость, Семен не отступил, и вот уже австриец отлетает на траву, вскакивает на ноги и взывает к судье. Нечего, нечего! Сам виноват…
Началась охота за Серебряковым. Задетый за живое: «Ах, так!» Владик не берегся и лез в самую свалку. Как он там уцелел, разбрасывая всю защиту искусными и хитроумными финтами – не объяснить! Парень был богом создан для футбола.
Все же был предел и силам нападающих.
Выпрыгнув на передачу, Скачков опередил Фохта, оставил его за спиной и отбил мяч, но, приземляясь, громко вскрикнул и свалился на спину. Это Фохт, опускаясь после запоздавшего прыжка, всей тяжестью ступил своему сторожу на ногу, – Скачкову показалось даже, что под шипами Фохта что-то хрустнуло.
«Кость!» – сразу же мелькнуло в голове Скачкова, Если кость, он больше не игрок, не боец – команда останется доигрывать в меньшинстве.
Боль под коленом заставила его перекатываться по траве, обеими руками он держал ногу на весу.
Подбежал Семен Батищев и свирепо махнул на извинявшегося Фохта: иди, слушай, катись! Фохт потрусил на поле, там к нему пристроился Ригель, они о чем-то заговорили… Черт его знает, намеренно он наступил, не намеренно?
Судья показывал, чтобы подбитого футболиста вынесли, не задерживали игры.
Семен опустился на колени, подставил под покалеченную ногу обе ладони.
– Что, Геш? Заломал?
Этого Скачков еще не знал. Загибая голову, он заглядывал под колено. На месте раны гетра тяжелела, пропитывалась кровью. Но боль была поверхностная, это утешало. Сейчас укольчик, заморозить и можно доиграть. Одно досадно – он, дьявол, наступил как раз на ногу, которую Скачков хранил, оберегал… Будто нарочно!
Отстранив всех, кто сбежался, Матвей Матвеич поднял его на руки, вынес с поля и стал рыться в чемоданчике.