В футбольном зазеркалье

Кузьмин Николай Павлович

– Не трухай, Геш, кость цела. Мышцу разорвал. Приподнявшись на локтях, Скачков оборотил лицо на поле: игра опять пошла, в защиту оттянулся Владик, стал как привязанный ходить за Фохтом, украдкой от судьи грязнил: ударит по ноге, подставит пятку, – мстил за Скачкова. «С ума сошел! Схлопочет штраф».

– Матвей Матвеич, затяни потуже. И заморозь. Да поскорей! Ты смотри, что он вытворяет!

Посапывая, массажист колдовал над раной и на поле не глядел.

– Сиди, Геш, отыгрался.

– Да ты что… ты думаешь, что говоришь? – крикнул Скачков. Матвей Матвеич небрежно ткнул его в плечо, заставил снова опрокинуться.

– Лежи, я сказал. Без ноги хочешь остаться?

Присел

Иван Степанович, быстро, цепко пробежался пальцами по ноге, вытер испачканную кровью руку.

– Черт ее знает, Геш. Рискуешь.

– Все равно, – потребовал Скачков. – Не заморозите, я выйду так. Выйду! – снова крикнул он. – Вы же знаете, что выйду! На костях доиграю!

Уступая, Иван Степанович поднялся и молча кивнул массажисту: давай, делать нечего.

– Ну, слушай! – сердился тот и, грубо схватив за ногу, перевернул Скачкова на живот. – Потом, смотри, не кайся. Поздно будет!

– Давай, давай! Ты свое дело знай, – приговаривал Скачков. Упираясь руками, он изгибался и пытался заглянуть себе за спину.

Чтобы он не дергался, Матвей Матвеич сгреб его за волосы и ткнул лицом в траву. – Лежи!

Скоро боль в ноге пошла на убыль, но под коленкой обозначился бесчувственный комок, он был как груз и в общем-то стеснял, мешал. Однако играть было можно. Матвей Матвеич помог ему натянуть влажную от крови гетру, завязал.

– Ну? Держит?

Нога держала, и хорошо держала.

– Доиграю. Осталось мало.

Он отыскал игрока с цифрой «13» на футболке. Ему хотелось встретиться с ним еще раз – лицом к лицу, глаза в глаза. Оба они жили в мире спорта, и законы спорта не позволяли складывать оружие до самого финального свистка. Спортсмен всегда сражается не из одного упрямства, а во имя чего-то более высшего в себе. «Фохт хочет выиграть, не хочет проиграть. Но не хочу проигрывать и я. Если только он травмировал меня сознательно – значит, он преступил законы спорта, проиграл и признал свое поражение…»

Пробуя распрыгаться, Скачков пританцовывал на кромке поля и поднимал руку, привлекая внимание судьи. Павел Нестеров, давая ему возможность вступить в игру, запустил мяч в аут.

Судья издали сделал Скачкову разрешающий знак.

Выбегая, Скачков махнул Владику, чтобы отправлялся на свое место.

Вздымая грудь и смахивая с запаленного чернявого лица капельки пота, Фохт мрачно посмотрел в глаза Скачкову. Разозленный надвигающимся поражением, он весь кипел. На лице русского футболиста, изможденном, с обтянутыми скулами, появилась усмешка. Все сомнения Скачкова отпали, и в ответ на угрожающий взгляд этого нечистого на ногу наемника он показал кивком на табло над южной трибуной: дескать, взгляни лучше на счет! По игре им еще приходилось раз, другой столкнуться; Скачков валился на траву, но поднимался и каждый раз искал взгляд Фохта. Постепенно австриец перестал лезть на ворота и заиграл в оттяжке, посылая длинные и точные прострелы. Незаурядный мастер, Фохт был опасен и на месте дирижера, но его дисциплинированные партнеры по-солдатски продолжали осуществлять план тренера, до самого конца слепо надеясь на острие стрелы, которого уже не было. (Назавтра газеты привели слова самого Фохта, сказанные им еще в запале игры, сразу же после финального свистка: «Слава – это потаскуха. Она льнет к самым счастливым»).

Окончательную точку в поединке рискнул поставить Владик Серебряков и поставил ее с блеском. У него это бывало и раньше: сыграть эффектно, на публику, сорвать аплодисменты. Скачкова удивило: откуда в нем такой запас неизрасходованных сил? Другие ребята, тот же Виктор Кудрин, еле таскали ноги.

Получив

мяч в метрах десяти от линии штрафной, Владик пренебрег возгласом справа, где открывался на краю свежий старательный Белецкий. (А может, и не пренебрег, заметив, что того уже готовились закрыть). Играючи, он пошел сам, пошел вперед, легкостью своих движений дразня защитников. Ах, самолюбие, ах, гонор! В это время слева очень хорошо открылся Сухов, сзади набегал Кудрин – каждый из них потребовал к себе внимания защиты, и это было на руку Серебрякову: он шел с мячом, дразнил и выжидал. Усталый, разозленный стоппер решился смять его вместе с мячом и ринулся, но Владик выкинул такую штуку: оставив на мгновение сзади мяч, он проскочил вперед и тут же пяткой сам себе послал на выход. Пижонство, трюк, позволительный разве лишь в тренировочной игре! Но и это было еще не все. Выскочив к воротам, он резко замахнулся, и вратарь, обманутый замахом, распластался в отчаянном броске. С мячом в ногах Владик оказался перед опустевшими воротами. Нога его так и зудела засадить мяч в сетку, но у него хватило выдержки – он забежал в ворота и щегольским движением ноги остановил мяч сразу же за линией, не дав ему коснуться сетки.

Это был разгром, удача, – полная победа!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Толчок, когда самолет коснулся полосы, встряхнул пассажиров, и салон оживленно завозился. Мужчины надевали пиджаки, женщины потащили с полок сумочки и свертки.

По узкому проходу полетела тоненькая стюардесса.

– Пожалуйста, оставайтесь на своих местах. К выходу мы вас пригласим. Пожалуйста…

Скачков расстегнул увесистую пряжку привязного ремня и потянулся к иллюминатору. Далеко впереди виднелось здание аэровокзала с высокой надстройкой. У барьера, затопив всю площадку, копошилась толпа. Известие о победе обогнало команду.

Пока самолет, завывая моторами, подбирался к стоянке, команда собралась в коридорчике у выходного люка. Остальные пассажиры, сознавая исключительность момента, покорно дожидались на своих местах. Несколько болельщиков, блестя глазами, высовывались из салона. В полете от них футболистам не было спасения, – замучили расспросами.

Иван Степанович, утопив в карманах плаща руки, стоял с нависшей челкой и слушал, что говорил ему Брагин, летевший с командой из Москвы. До Скачкова донеслось:

– В наше время относиться к спорту, как к пустой забаве, по меньшей мере смешно. Спорт – визитная карточка страны…

Герой венского матча Владик Серебряков, длинноногий, с безукоризненным пробором от виска до затылка, настойчиво улыбался, склонившись к стюардессе.

– Но после полета вам сутки положено отдыхать! – убеждал он девушку.

Рев моторов оборвался, и Скачков расслышал голос журналиста:

– Пеле прославил Бразилию больше, чем все их генералы и министры вместе взятые!..

Из дверей кабины, надевая форменные фуражки, показались пилоты. В тесном коридорчике стало не протолкнуться. Загремел, отъезжая в сторону, металлический люк, и в бок присмиревшего корабля упруго ткнулась каучуковая подушка подъехавшего трапа.

Обернувшись, Иван Степанович позвал:

– Матвей Матвеич, где там у тебя?

Массажист, томившийся на краешке кресла, развязал устье замшевой спортивной сумки. Мягкая эластичная ткань соскользнула вниз, открыв хрустальные блистающие грани кубка. Обеими руками он передал трофей Арефьичу, тот – дальше, и драгоценная чаша кубка, переходя из рук в руки, поплыла к выходу. Момент был впечатляющий: в салоне оборвались разговоры, пилоты и стюардессы построились, у выхода.