В глуби веков
Шрифт:
Евнух уверил Дария, что Александр похоронил его жену, как подобает жене царя. Были исполнены все обряды, отданы все почести. Александра обвинить не в чем. Это облегчило горе, но не залечило сердца. Жены уже нет. А мать и дети по-прежнему в плену.
— Пойми, царь, — продолжал Бесс, — мы проиграли при Иссе только потому, что там негде было развернуть наше войско. Вспомни: узкая полоса земли, слева — горы, справа — море. У Македонянина было меньше силы, но она вся была в действии. Вот и весь секрет его победы.
— Ты же знаешь, Бесс, — уныло сказал Дарий, — что египетские жрецы признали его сыном самого Зевса…
— Ха! Наш бог, всесильный Ахурамазда,
Дарий поднялся с мягких подушек, вышел из шатра. Отсюда, с высокого холма, на котором стоял его пурпурный шатер, перед ним предстал неоглядный лагерь — палатки, шатры военачальников, пестрые значки отрядов и племен, невысокие, бледные при свете весеннего дня костры, пасущиеся табуны коней… И огромные серые глыбы в лагере индов — слоны. Правда, их всего пятнадцать, но все же — слоны!
Надежда разгладила морщины Дария. Хотелось верить, что разобьет Александра и примет наконец в объятия свою семью… И боялся этому верить.
Жестокий человек Македонянин! У него нет жены, нет детей, он не знает, что такое любить их и что такое их потерять.
Днем и ночью дозоры стояли у дальних холмов. Холмы заслоняли дорогу, по которой должны прийти македоняне. Где они сейчас? Прошли ли они город Фапсак [*] или нет?
Но вот прибежали с Евфрата охранявшие мост при Фапсаке персидские отряды.
*
Фапсак — город на Евфрате и место переправы для идущих в глубь Азии.
— Идет! Переходит реку!
Сразу зашумел и заволновался лагерь. Конники бросились к лошадям. Засверкало оружие.
Но на равнине было по-прежнему тихо.
Прошло еще несколько дней напряженного ожидания. И вот наступило утро, когда дозорные заметили, что над ближними холмами красным маревом задымилась пыль.
Идет!
Александр увидел персов, только перевалив последние перед равниной холмы. И тут же остановил войско.
С отрядом этеров и легковооруженных он внимательно осмотрел равнину, на которой предстояло сражаться. Все учел — и местоположение, и с какой стороны солнце будет светить в глаза, и расстановку сил у Дария… Войско Дария уже стояло в боевом порядке, готовое начать битву.
Сражение готовилось большое. Александр созвал своих военачальников:
— Мне нечего воодушевлять вас перед боем — вы давно воодушевлены собственной доблестью и блестящими подвигами. Прошу только — ободрите своих воинов. Скажите им, что в этом сражении мы будем сражаться не за Келесирию, Финикию или Египет, как раньше, но за всю Азию. Этот бой решит, кто будет ею править — мы или варвары. Не надо призывать воинов к подвигам длинными речами — доблесть у них прирожденная. Надо только внушить им, чтобы каждый в опасности помнил о порядке в строю, чтобы соблюдал строгое молчание, когда надо продвигаться молча, чтобы громко кричал, когда понадобится кричать, и чтобы клич их был грозным, когда придет этому время. А вы, начальники, должны мгновенно выполнять приказания, мгновенно передавать их по рядам. И сейчас пусть каждый из вас запомнит, что промах одного подвергает опасности всех, а беда выправляется только ревностным выполнением
Военачальники в один голос ответили, что царь может на них положиться.
Александр твердо помнил и никогда не забывал о том, что войску перед боем надо досыта поесть и хорошенько выспаться. Воины уже начали разжигать костры, когда в палатку царя вошел Парменион:
— Царь, выслушай меня.
— Говори, Парменион.
— Ты уже не раз отвергал мои советы. Может быть, отвергнешь и сейчас. Но битва предстоит тяжелая…
— Какой же совет ты собираешься дать мне сегодня?
Александр хотел бы скрыть свою неприязнь к этому старому человеку, но не мог. Рыжая Антигона не раз приходила к царю передать дерзкие речи Филоты, его насмешки над «сыном Зевса». Знает ли об этих речах Филоты Парменион? Конечно, знает. А может, даже и поощряет. Ведь он и сам убежден, что Александр, продолжая войну в Азии, делает большую ошибку. Что они захватили слишком много земель, которых не смогут удержать, что им надо остановить дальнейший поход и со славой, с захваченными богатствами вернуться в Македонию. Вот чего хочет Парменион! А подчиняется Парменион царю только в силу дисциплины, а не потому, что согласен с ним.
— Царь, нам будет трудно победить персов, вся равнина горит их кострами, — сказал Парменион. — Думаю, что надо напасть на них врасплох, ночью. Как только они уснут, тут мы и нападем. Они сразу смешаются в темноте, не разберутся, где свои, где чужие. И победа наша.
Царь надменно поднял подбородок.
— Александр побед не крадет!
Парменион молча развел руками и, больше ничего не сказав, вышел. Царь опять не согласился с ним.
Александр сумрачно посмотрел ему вслед. Напасть ночью, чтобы Дарий потом сказал: «Я потому и проиграл битву, что напали на спящих!» Не скажет же он, что его победили потому, что он плохой стратег и что войско его плохое. А ведь это так!
Парменион не понимает, что ночь опасна и победителю. Персы знают эту равнину. Македоняне ее не знают. Ночь полна непредвиденных случайностей, которые могут все погубить. А персы как раз будут ждать нападения ночью, Александр был в этом уверен: они ведь не смогут представить себе, что македонское войско крепко уснет в такой близости от врага. Вот Александр и сделает именно то, чего они не смогут себе представить. Нет, совет Пармениона и на этот раз царю не годится!
Воины Александра спали. Царь вышел из палатки.
Белая круглая луна висела над равниной. Лунный свет был таким густым, что казалось, на холмы выпал снег, а река налилась расплавленным серебром. Парменион сказал правду: вся равнина мерцала огнями костров и факелов. Лагерь персов глухо гудел, факелы бродили от костра к костру. Как и предвидел Александр, персы не спали, ждали нападения. Мысли у них идут по одному руслу с Парменионом. Это хорошо, что персы не спят, что они боятся, что страх уже сейчас томит их, изматывает нервы, — утром они, измученные бессонной ночью, будут плохими воинами.
Но что это с глазами Александра? Ему кажется, что свет луны стал слабее. Облако, что ли? Нет, небо мерцает звездами, и ни одного облака нет. И все-таки луна темнеет на глазах, какая-то тень наползает на нее…
В лагере послышалась тревога. Воины выходили из палаток и тоже смотрели на исчезающую луну. Испуганная свита окружила царя. Луна гаснет!
Темный ужас понемногу охватывает лагерь. Луна гаснет! Это гнев богов, они готовят гибель!
Черная тень все больше и больше закрывала луну. И вот уже нет ее, исчезла. Равнина утонула во тьме.