В глубинах полярных морей
Шрифт:
[203]
ной и эффектной, чем победа «ленинца». Стариков — уже гвардии капитан 2 ранга — попал в транспорт одной торпедой. Для крупного транспорта такой «порции» очень часто не хватало. А проследить, что стало с торпедированным судном, Стариков не мог. Помешали корабли охранения. Пришлось успех признать неполным. Но и поврежденный транспорт был неплохим вкладом в победный счет бригады.
29 января в следующем походе «М-171» повредила торпедой еще один большой транспорт.
Таким же образом «не повезло» и Краснознаменной «М-172». Фисанович попал в сторожевик, случайно заслонивший
Зато четыреста четвертая «щука» оказалась более везучей. Владимир Иванов дважды — 17 и 22 января — атаковал транспорты, и обе атаки принесли лодке не частичный, а полный успех. Впрочем, всерьез говорить о везении не приходится. Четырехторпедный носовой залп «щуки» вдвое эффективнее двухторпедного залпа «малютки». Для того чтобы поразить цель наверняка, по большей части требовалось попадание двух торпед. Стало быть, командир «малютки» в равных со «щукой» условиях должен был стрелять снайперски. «Щука» же и при менее точной стрельбе имела все шансы отправить противника на дно.
Зимой стрелять было труднее. Атаки проводились преимущественно из надводного положения. Волна бесцеремонно обходилась с лодкой, сбивала ее с курса. Особенно здорово бросало «малютку» — она ведь действительно была маленькой. Да и гребной вал у нее имелся только один, что делало лодку более рыскливой. Выстрел одиночной торпедой из надводного положения для нее чаще всего вообще оканчивался промахом. Поэтому к такому методу действий почти перестали прибегать. Для «щуки» же при надводной стрельбе на волне попадание двумя торпедами из четырех считалось вполне хорошим, а при большой дистанции залпа даже отличным результатом.
Иванов стрелял в свежую погоду и оба раза издали — с расстояния примерно в пятнадцать кабельтовых. И обе цели были поражены двумя торпедами.
[204]
Тут следует сказать о большой щепетильности, с которой наши командиры оценивали результаты своих атак. Трудно, порой очень трудно было точно установить, что сталось с атакованным судном. Отмечались почти невероятные случаи, когда никто в лодке, даже гидроакустик, не слышал взрыва. А в перископ было совершенно ясно видно, как транспорт тонет. Что ж, законы, по которым звук распространяется в водной среде, капризны. Но гораздо чаще случалось наоборот. Взрыв слышали все, а увидеть, что произошло после этого взрыва, не удавалось никому. Мешали корабли охранения, или снежный заряд, или плохая видимость, или и то, и другое, и третье вместе.
Тут на помощь приходил гидроакустик. Он докладывал, слышен ли шум винтов атакованного корабля или нет. Но поскольку кораблей в конвое бывало много, акустик легко мог ошибиться. А если он и безошибочно сообщал, что шум винтов прекратился, это еще не означало наверняка, что судно утонуло. Оно могло остаться на плаву и, исправив боевые повреждения, прийти домой своим ходом. Его, наконец, могли отбуксировать до ближайшей базы. Другое дело, если гидроакустик улавливал звуки, свидетельствующие, что судно действительно погружается. Но при тогдашней конструкции акустических станций такое случалось нечасто.
Казалось бы, что, по крайней мере теоретически, для тщеславного, честолюбивого командира не исключена возможность заняться «приписками», относя, к числу потопленных поврежденные
На деле же такого рода умышленные «приписки» исключались. Командиры наши были настоящими коммунистами и высоко дорожили своей партийной и профессиональной честью. И они твердо руководствовались
[205]
правилом: докладывать о результате атаки, как о сомнительном, если не удалось пронаблюдать за целью или получить другие, заслуживающие доверия данные о ее потоплении. Личная убежденность тут не бралась в расчет, если ее нельзя было подтвердить фактами.
Конечно, в таком деле не могли быть полностью исключены ошибки, хотя и ненамеренные, ибо в оценке событий неизбежно присутствовал субъективный элемент.
Итак, в январе продолжали греметь салюты над Екатерининской гаванью. Командир береговой базы Морденко припасал поросят для новых победителей.
[206]
СИЛА ГЕРОЕВ — ОТ НАРОДА
Экипаж девяти национальностей
Мое любимое место на «щуке» — шестой отсек. Там теплее и уютнее (если слово «уют» вообще приемлемо на подводной лодке), чем в других отсеках. И свободный от вахты народ собирается там чаще всего — поговорить о том о сем, поспорить, помечтать. Я и спать предпочитаю в шестом отсеке, на койке инженер-механика, если он, конечно, в это время бодрствует.
Вот и сейчас заглянул я туда «на огонек» и не смог не задержаться. Краснофлотцы окружили молодого матроса Рамазанова и слушают его рассказы о родном Дагестане. Кто-то старается уточнить:
— А ты сам-то какой национальности? Ведь ваша республика многонациональная.
— Я — лакс, — улыбается Рамазанов.
— Лакс? Вот это да! — уважительно произносят окружающие. О такой национальности никто и не слышал. Впрочем, с подобными явлениями подводники часто встречаются. На лодке, например, служит селькуп — есть такая малоизвестная народность на Севере.
— А сколько ж у нас на лодке всего национальностей? — опрашивает, ни к кому не обращаясь, молодой матрос.
— Девять, — авторитетно заявляет боцман Добродомов.
Представители девяти разных национальностей в небольшом коллективе из сорока пяти человек! И все живут дружной, единой семьей, сплоченной в трудной и опасной борьбе с ненавистным врагом.
[207]
Такой пестрый национальный состав экипажа характерен и для других кораблей бригады. И еще ни разу не было случая, чтобы это послужило причиной взаимной неприязни или непонимания, стало барьером на пути общения людей, помешало их дружбе.