В глубине Великого Кристалла-2
Шрифт:
– Почему же глупости?
– Конечно... Как получается? Чтобы спасти человека от большой болезни, надо загнать в него маленькую заразу. Разве так может быть?
– Может.
– Значит, чтобы человек не стал настоящим предателем, он должен сделать, что ли, маленькое предательство?
– Вот это рассуждение...
– озадаченно сказала Юля.
– Ты... что-то не так. Одно дело жизнь, а другое медицина. Ты не запутывай себя, Фаддейка. И других не запутывай.
Он молчал довольно долго. Потом, глядя
– Себя я все-таки запутал...
И конечно, тревога за него опять ухватила Юлю неласковой лапой. И конечно, Юля сразу спросила:
– Фаддейка, что случилось?
– Я скажу... Я и приехал, чтобы сказать...
Он остановился. Быстро взглянул Юле в лицо и опять уставился на ботинки. Десятки разных догадок проскочили в голове у Юли, в том числе и довольно страшные.
Но все оказалось проще.
Проще ли?
– Юля, когда человек самое честное слово дал, а потом нарушил, он предатель?
– Опять ты про свое...
– осторожно сказала Юля.
– Нет, ты ответь.
– Ну... вообще-то это нехорошо. Но как я могу сказать точно? Я же не знаю, в чем дело...
– Хоть в чем, - отрезал он.
– Ты сама понимаешь, что это предательство.
– Фаддейка, - шепотом спросила она, - а как это с тобой получилось? Ты уж расскажи...
Она думала: ему надо рассказать, чтобы меньше мучиться. Но Фаддейка возмущенно фыркнул:
– Со мной? Со мной это не получилось.
– И сказал тише: - Но я не знаю, как быть.
Юля молча ждала.
– Я слово дал, а теперь понимаю, что зря. А что делать? От него может кто-нибудь освободить?
– От слова? Тот, кому ты его дал.
– Да... а если сам себе? Разве сам себя могу?
"Нет, самому нельзя, - подумала Юля.
– Это было бы слишком просто". И вздохнула.
– Но ведь кто-то может, - шепотом сказал Фаддейка.
– Лучший друг может?
– Лучший друг... наверное, да.
Он взял ее за руку, как тогда на ночном берегу, в первый вечер знакомства. Как братишка. И сказал со спокойным вздохом:
– Тогда хорошо.
Теплея от благодарности к Фаддейке, и боясь за него, и радуясь, что есть он вот такой на свете, Юля проговорила:
– Но ведь я... но ведь друг, чтобы освободить от слова, должен знать, про что оно.
Он ковырнул ботинком нашлепку грязи на доске тротуара.
– Я дал слово, что не буду встречаться с одним человеком. Никогда в жизни. Потому что он меня бросил... когда я маленький был...
Обо всем догадавшись, Юля сказала негромко:
– Это бывает. Сперва решил что-нибудь, а потом понимаешь, что поспешил...
– Я не спешил. Я долго думал... Но сейчас опять думаю. Я ведь ничего про него не знаю. Может, он не виноват... Он теперь меня ищет. Вдруг ему плохо, а я... ну, я не знаю.
– Я понимаю, - сказала Юля.
Он глянул с сомнением:
– Назовете столько людей, которым плохо. А если еще одному... Сперва кажется, что пустяк. А потом - колокола...
"Какие колокола?" - хотела спросить Юля. Но смолчала. Ей вдруг показалось, что Фаддейка может заплакать. Она быстро сказала:
– Конечно, я освобождаю тебя от твоего честного слова.
Фаддейка глянул на нее хмуро и требовательно:
– Так быстро нельзя. Это надо серьезно. Ты должна подумать и все решить.
– Хорошо, я подумаю.
– Я тебе все расскажу, и ты решишь. Ладно? Можно ведь и не сегодня. У нас ведь еще будет время...
...Фа-Тамир устало проговорил:
– Все осталось... И мы, и пески. И колокола... Вы слышали, князь, старую сказку, что иногда они звонят сами собой? То ли в предвестии новых бед, то ли в память о ком-то...
Урата-Хал промолчал. Или не расслышал, или обдумывал ответ. Но полковник легкой конницы Дах, безмолвно слушавший беседу начальников, вдруг сказал:
– Простите меня, маршал, простите, князь, но я должен сообщить то, о чем не решался говорить раньше... Колоколов нет.
– Как - нет?
– Князь тауринов недоуменно вскинул голову.
– Их сняли? Где и сколько? Кто?
– Неужели кто-то решился нарушить обычай?
– сумрачно спросил Фа-Тамир. Тогда и другие запреты будут развеяны, как песок...
– Их не сняли. Их нет вместе с башнями и арками...
– Говори яснее, Дах, - нахмурился Фа-Тамир. И ощутил, как сбилось с ритма сердце. Будто конь оступился.
– Мы хотели похоронить Хоту Змейку у подножия двойной башни, прозванной "Брат и сестра". Ее колокол на рассвете всегда блестел, как звезда... Мы не увидели башни. Место, где она стояла раньше, нашли по трем высохшим деревьям, но от башни не было и следа.
– Вы ошиблись местом, полковник, - сказал Фа-Тамир.
– Когда возвращались к Стану, я приказал держать на холм, где висели три колокола. Их тоже нет... Я бросил в пески полсотни всадников, они к середине дня вернулись в смущении. На всем пространстве, что успели они обскакать, не жалея коней, нет ни одного колокола. И словно не было никогда... То же говорят кормчие двух лодок. Не видя привычных знаков, они заплутали в песках.
Урата-Хал покачал головой, бросил повод и скрестил на груди руки.
Фа-Тамир сказал:
– Еще одна загадка нашего мира. Это смутит умы.
Вождь тауринов усмехнулся:
– Только не их...
– Он показал на гребень стены, где четверо мальчишек весело спорили и смеялись, готовясь отпустить еще один шар. Они отпустили его.
Шар - большой, ярко-оранжевый - проплыл над всадниками. На нем было нарисовано смеющееся лицо с прищуренным глазом и крупными темными веснушками.