В глубине Великого Кристалла-2
Шрифт:
Но в наушнике послышался легкий гул, создавший впечатление далекого и громадного пространства. Это пространство было пересыпано легким потрескиванием помех. Юля судорожно вздохнула и придавила трубку к уху. В трубке неожиданно близкий и ясный мужской голос проговорил:
– Ну, кто там еще? Вам кого?
– Мне... Фаддейку, - перепуганно сказала Юля, поражаясь тому, что происходит.
– Деева? Он же уехал! Может быть, Кротова позвать?
– Нет... Сеткина, - пробормотала Юля, изумившись собственной глупости и понимая,
– Это кто?
– Голос зазвенел раздражением.
– Костя, кто там цепляется к линии? Работать не дают!
Голос неизвестного Кости откликнулся из глухой глубины:
– Это, наверное, заречная точка... Эй, отключитесь там, автомат на проверке...
И Юля опустила трубку на рычаг. И заметила в квадрате выбитого стекла, что от будки тянется к столбу черный провод.
Она постояла еще, сама не понимая: огорчается ли, что разговор с Фаддейкой не получился, или все-таки довольна, что в трубке не оказалось мертвой тишины? Потом вдруг вспомнила давнюю детскую книжку о телефонных гномах, усмехнулась и сказала довольно громко:
– Эх ты, Фаддейка-Фаддейка...
– Чего?
Он стоял в шаге от будки.
Это было настолько непостижимо, что Юля, как и там, на выставке, не сумела удивиться. И даже не обрадовалась. Только обмякла как-то и шепотом сказала:
– Батюшки, это ты?
И тут же поняла, что не он. Какой-то мальчишка. И вид-то даже непривычный для Фаддейки: новенькая школьная форма, вязаный красно-синий колпачок...
Но огненные-то клочья, рвущиеся из-под шапки, - чьи?
Взгляд с насмешливой искрой - чей? И улыбка-полумесяц! Ой, ма-ма-а...
– Это ты?!
Он сказал с ехидцей:
– Это мой прадедушка Беллинсгаузен. Ты что, за сутки разучилась узнавать?
Юля ухватила его за плечи:
– Господи, откуда ты свалился?
– С Марса, - хихикнул он, но тут же заулыбался радостно и хорошо.
– С вокзала, конечно! Час назад!
– Да как ты успел-то?
– Очень просто. Приехал в Среднекамск, а через три часа на обратный поезд...
– Один?
– Первый раз, что ли!
– Фаддейка... Ты сбежал?
– Вот еще! Мама сама на поезд проводила... Видишь, и форма на мне, и учебники я привез. Первую четверть здесь проучусь...
"Хорошо-то до чего!" - подумала Юля, чувствуя, что все это - как бы продолжение сказки с цветочным портретом. Но тут же кольнула тревога.
– Фаддейка... А как же мама отпустила тебя? Она ведь... ну...
Он вскинул потемневшие глаза и сказал с сумрачной решительностью:
– Хочешь знать, как? Очень просто. Полсуток ревел без передыха.
– И замолчал, говоря глазами: "Теперь презирай, если хочешь".
– Какой же ты молодчина!
– сказала Юля.
Тогда Фаддейка заулыбался опять:
– Ага!
– Нет, ну ты просто... ты волшебник какой-то.
И опять он сказал:
– Ага, конечно.
– И добавил деловито: -
– Ой, и мне хочется, я сегодня не обедала... Фаддейка...
– Что?
– сразу насторожился он.
"Не надо спрашивать", - подумала Юля и, конечно, не удержалась:
– А ты... все-таки почему ты так очень хотел вернуться?
Ой, хорошо, что он не набычился и не ощетинился насмешливыми шипами. Усмехнулся добродушно:
– Тебе опять одна причина нужна, да? А их много.
– Ну... а какие?
– сказала Юля уже посмелее.
– Во-первых, из-за тебя... Помнишь, ты обещала мне мотив той песни про коня напеть? Так и не успела. Вот теперь никуда не денешься.
– Он стрельнул золотистым глазом.
– Не денусь, - кивнула Юля.
– Во-вторых... ну, тут еще с ребятами дела всякие. В-третьих, тете Кире одной скучно. Она ведь не по правде ворчит, что намучилась со мной...
Они шли к дому, Фаддейка глянул на Юлю сбоку, быстро и нерешительно. Словно было еще какое-то "в-четвертых", но он стеснялся. Юля терпеливо молчала.
– Боялся, что конь уйдет, - тихо сказал Фаддейка.
– Конь?
– Ага...
– Он смотрел теперь на Юлю без всякой усмешки, смущенно даже, но глаза уже не отводил.
– Юль... Понимаешь, мне показалось, что я тебя бросил, когда уехал. А если бросил - это все равно, что предал...
– Но ты же не виноват был, - с прихлынувшей благодарностью отозвалась Юля.
– Ты же не сам!
– Не виноват - это если совсем ничего не можешь сделать. А я все-таки ведь мог... Вот видишь, приехал.
"Умница ты моя", - чуть не сказала Юля, но не решилась и только спросила:
– Фаддейка, а конь-то при чем?
Он поддел новым ботинком валявшийся на досках яблочный огрызок и проговорил с запинкой:
– Ну... это на Марсе обычай такой... То есть примета... Если человек кого-то предал, от него уходит любимый конь... Не веришь?
– Верю, - поспешно сказала Юля и вдруг спросила, поддавшись новому толчку радости: - Фаддейка, а мы слазим еще на колокольню?
– Само собой!
– сказал он, будто ждал такого вопроса.
– Когда деревья золотые, знаешь, какая красота с высоты видится! Я и для этого приехал тоже...
– Да, в самом деле много причин...
– Конечно... Письмо вот одно ждал, а его все не было. А сейчас прибежал с вокзала, заглянул в ящик, а оно есть!
– Важное письмо?
– Еще бы.
Юля вздохнула. Никогда в жизни не бывает, чтобы все хорошо. И несмотря на радость от встречи с Фаддейкой, где-то позади этой радости все равно сидела в Юлиной душе колючая тревога из-за Юрки, из-за непришедших писем. Теперь тревога ожила и, словно проснувшийся игольчатый еж, выбралась из норы на свет. И Юля не сумела загнать ее назад. Грустно (и все же с капелькой наивной надежды, что сказка продолжается) Юля проговорила: