В глухом углу
Шрифт:
Временами, среди понемногу иссякавших дождей, прорывались окна сухой погоды, и Лена после работы собирала у ручья бруснику и грибы, но чаще прислонялась к пихте или лиственнице и ловила дыхание леса. У нее кружилась голова, сильнее билось сердце от могучего аромата тайги. Летом, при жаре, зеленый и спутанный лес только качался и шумел, он утомлял глаза однообразной темнотой — запахи его были смутны и слабы. Сейчас, умирая на зиму, он источал особый, хватающий за душу аромат. В этом сложном запахе смешивалось сладковатое благовоние багульника, горьковатый дух молодого березняка, пряный — гниющих листьев и желтеющей хвои, терпкий —
— Хорошо! — повторяла Лена и, смеясь, протягивала руки пихтам и соснам, березам и лиственницам. — Славные вы ребята, деревья, очень, очень славные! А я и не знала, какие вы. Двадцать лет прожила — и не знала! А теперь знаю — уже навсегда!
Вначале она шептала эти слова, потом твердила громче, чтоб услышали и другие, скрытые в глубине деревья. Лена беседовала с лесом, он отвечал, она различала в его вечном то бормочущем, то ревущем шуме отдельные слова. Иногда она спохватывалась — нет ли кого поблизости из людей. Ей не хотелось прослыть еще придурковатой, вдобавок к тому, что все считали ее гордячкой. Она заглядывала за стволы, прислушивалась к шорохам. Но в тайгу редко кто забирался, новоселы отлеживались в бараке или развлекались в клубе.
9
Чударыч пришел к Усольцеву с просьбой отпустить его в Москву.
— В Москву? — переспросил парторг. — Выходит, вам не понравилось у нас? А я-то думал, вы первый тут приживетесь. Старый чалдон, вроде меня, тайга — дом родной…
— Чалдон, чалдон! Коренной таежный житель. Да ведь я в столицу на время — в командировку.
Усольцев удивился.
— Но мы не собираемся посылать вас в командировку. По вашей части у нас нет дел в Москве.
— По-моему — есть и большие… Плохо у нас с библиотекой…
Усольцев попросил объяснений. Чударыч вдруг рассердился. Черт их знает, кто комплектовал библиотеку, только это люди без знаний, вкуса и совести — покупали книги по принципу: «Стояла бы на полке, а будут ли ее читать — дело читателя, а не наше». Журналов не подписали ни одного, романов и повестей — сотня, а брошюр, вроде «Уход за свеклой» и «Возделывание сои» — штук двести. Посевы свеклы и сои на таежной стройке — даже куры засмеют! Нужно срочно поправлять испорченное — раздобыть художественной литературы, подписаться на интересные журналы. Зима идет, темная северная зима — книга больше, чем все другое, способна озарить ее.
— Деньги у нас имеются, есть на что купить литературу, — сказал парторг. — И командировку можем предоставить. Но кто заменит вас в библиотеке на это время?
— Кого-нибудь подберем, Степан Кондратьич. Я недели на три. Правда, в Красноярске придется задержаться на несколько деньков.
—
Чударыч сконфузился, словно задумал что-то нехорошее.
— Да видите ли… На старой моей квартире кое-что и у меня осталось от книг — тысячи три томов… В основном — беллетристика, классики, ну, и наши советские авторы. Хочу подарить стройке, юным читателям.
Усольцев обрадованно пожал руку Чударычу.
— Такой подарок много нам поможет. Но, скажите, не жалко будет?
— Одно жалко — пылятся книги в пустой квартире, вроде мебели, а книга не мебель, дело. Здесь она нужнее, чем там. И мне без них скучно — с друзьями расстался. У меня ведь так — где мои книги, там и мой дом. Хочу почувствовать себя по-домашнему.
Библиотека в три тысячи томов, собранная за много лет, должна была содержать редкие и ценные издания, таких книг в магазинах не достать. Усольцев с радостью думал, насколько облегчит хорошая книга культурно-просветительную работу.
— Дадим предписание доставить ваши книги самолетом, — пообещал он. — И что в Москве закупите, тоже самолетами отправим. В таком деле мелочная экономия вредна.
Чударыч стал готовиться к отъезду. Библиотеке отвели под книгохранилище и читальный зал две комнатушки в одном из бараков — для той тысячи томов, что имелась в наличии, этого хватало. Чударыч осматривал помещение и прикидывал, сколько еще запросить площади. С тем, что он вышлет из Красноярска и привезет из Москвы, будет тысяч пять — одной комнатой для книгохранилища не обойтись, две тоже выйдет не густо. «Потребую половину барака, — решил он. — Пусть потеснее расставят кровати в общежитиях, ради книг можно и поужаться».
После работы к нему пришла Лена. В плохую погоду она проводила вечера не в лесу, а в библиотеке. Она помогала устанавливать книги на стеллажах, надписывала наклейки, составляла каталог. В углу, у самого окна, напротив стеллажа, пахнущего еще сырой сосной, Чударыч устроил топчан, на котором сидел, спал и перекусывал. На этом клочке жилой площади были сложены не рассортированные книги без наклеек, для Чударыча оставалась узкая свободная полоска, меньше половины топчана — лежать на боку. Лена не раз пыталась отправить громоздившуюся на постели стену книг просто на пол, но Чударыч не давал, ему не мешало, что спина во время сна упирается в книги.
Лена огорчилась, когда узнала, что Чударыч уезжает почти на месяц.
— Без вас мне будет одиноко. Ни с кем мне так не хорошо, как с вами.
— Я обернусь мигом, — утешил ее Чударыч. — Раз, два — Красноярск, еще раз — Москва. А каких книг привезу — удивительно!
Он радовался мысли, что доставит удовольствие жителям поселка своими книгами. Лена заметила, что хороших книг в магазине не очень-то раздобудешь. Чударыч объяснил, что привезет свою личную библиотеку. Лена ахнула, узнав, сколько книг собрал Чударыч.
— Три тысячи томов? Так много?
— Даже три с половиной. А что вас удивляет, Леночка? Книги — моя специальность. Я ведь по профессии педагог. Учительствовал в школе, преподавал в институте.
— Вот уж не ожидала, что вы научный работник, Иннокентий Парфеныч!
На Чударыча, в самом деле, мало походило, что он научный работник, скорее можно было подумать о колхозном счетоводе, или плановике небольшого заводика. Чударыч признал, что отношение к науке у него отдаленное, новых законов он не открыл, хоть и пробовал защищать диссертацию.