В горах Тигровых

Басаргин Иван Ульянович

— М-да! — протянул Аниска — Этакая киса навалится, и не пикнешь. Вот сволота, сколько людей загубил! Не боялся раньше тигров, теперь, поди, буду бояться.

— Не часто встречаются тигры-людоеды. Это второй будет на нашей памяти.

— Четвертый, — поправил Аниска.

— Тех беру огулом, из одного гнезда. Мать их научила. А этот уже старик. С трудом добывал кабанов, вот и наладился брать людей.

— Спасибо, Андрей! Оклеветали мы служивых в дезертирстве. А они загинули от лап тигра. Дезертирство оказалось страшным, — грустно проговорил

Харченко — Тайга. Здесь всего можно ждать.

— Как там мои дела?

— Есть еще одна бумага, чтобы арестовать тебя и провести расследование по чести. Только не верю я нашим… Написал письмо генерал-губернатору Казакевичу, даже царю написал. Но боюсь, что не сносить нам голов. Тебя могут снова бросить на каторгу, а меня в отставку. Будем стоять до конца.

22

Стояло тихое, погожее бабье лето. Пора хлеб жать. Уже летели малюсенькие паучки на своих паутинках. Над хлебами кружили голуби, в них наделали броды жирные фазаны. Мальчишки ставили на бродах силки и ловили фазанов.

Снова зажили мужики. В домах стало чище и светлее. Вместо бычьих пузырей в рамах вставлены стекла. Вместо плошек и таганцов почти у всех керосиновые лампы. Тайга и земля кормили.

Мальчишки тоже втягивались в охотничью жизнь. Все они рыбаки, все малые охотники. Пусть не добывают еще медведей, но уже бегают за белкой, ставят вблизи деревни капканы на колонков. В доме прибавка. Вот и Васька Силов шел с полей отягощенный добычей, десять фазанов словил. Устал. Присел на край пашни. Шла ночь. Увидел, как мимо него проскакал всадник. И тут же почувствовал запах дыма. Вскочил. Всадника не узнал, он скоро скрылся в сумерках. Горели хлеба. Черный дым пополз в небо.

В Пермской ударили в колокол. Значит, и оттуда увидели пожар. Раздался дробный топот копыт, мужики скакали на пашни.

Гудел огонь, пожирая пшеницу, пахло жареным зерном. Васька выбежал навстречу, сказал мужикам, что видел человека, который угнал коня в сторону других пашен. А там тоже уже полыхало пламя. Сушь. С пашен огонь переметнулся на покосы, занялись стога.

Андрей Силов приказал везти плуги, опахивать хотя бы стога. Хлеб уже не спасти. Привезли. С десяток стогов удалось спасти.

Гудел тревожный колокол в Арзамасовке. Там тоже злоумышленник поджег зрелую пшеницу. Ночь в сполохах пожарищ, ночь в криках, ночь в плаче…

Спасать было уже нечего. Андрей пытал сына:

— Неужто ты не узнал кто?

— Мужик, а вот кто — не успел увидеть. Коня, кажись, узнал. Это дяди Митяя жеребчик, а человека — нет.

— Может, снова Софка задурила, оделась под мужика и пустила пал на хлеба? — сказал Иван Воров.

— Оставь Софку, — насупился Андрей — Такое может сотворить только самый злой человек. Софка сама едва концы с концами сводит. Цену хлеба знает. Только Ларька мог поджечь хлеба. Где Ларька?

— Ларька в тайге. Третьеводни ушел, сказывал, что к субботе будет, — развела руками Галька.

— Э,

чего гадать? — махнул рукой Андрей — Не словили. Харченко надо звать, пусть ищет вражину.

Харченко допрашивал сельчан; те только разводили руками, но ничего вразумительного ответить не могли. Алексей Тинфур вышел на след поджигателя, след привел в глухой лог, там лежал убитый кем-то Митяев конь. Дальше след ушел в россыпь камней, запутался среди следов оленей и изюбров, спустился в речку и пропал.

Вернулся Ларион с охоты. По делу все ладно, он добыл изюбра, накоптил из него мяса, вытянув дорогие жилы. И когда его допросили, он даже пошел и показал, где охотился, как долго возился со зверем.

Чихачин и Харченко дали знать в Николаевск о беде, что постигла переселенцев. Оттуда вскоре пришел пароход Амурской компании, который привез муку. Ее роздали подушно. Пусть не столь щедро, но при тех запасах, какие еще были у поселенцев, можно было прожить зиму. А там снова придут купцы, за пушнину охотники купят хлеб.

Охотники, уже который раз, снова ушли в тайгу. И если бы все добытое ими они сами бы смогли продать, то давно бы стали богачами и не думали о хлебе насущном. Но дорога дальняя, дорога Опасная, не каждый решится нести свою добычу по тайным тропам. Аниска и Алексей и те не рисковали, пусть здесь их обманывают, обкрадывают, но зато без риска можно сдать добытое.

Ушел в тайгу и Андрей. Один ушел. Харченко уже не мог оставить уезд без надзора. Просился с Андреем на охоту Васька, но отец не взял его: старший сын должен помогать по хозяйству, за конями присмотреть, сено подвезти, да мало ли еще что нужно сделать.

23

И зажил Андрей одинокой жизнью. Потный и парной возвращался с охоты. На скорую руку готовил себе ужин, ел, затем свежевал колонков, соболей, белок, лишь в полночь ложился спать.

Была у Андрея собака Тайга. Андрей ей часто говорил:

— Эх, Тайга, Тайга, умнющая ты собака. Жизнь у тебя собачья, но все же будет легче людской. Ищешь ты мне зверя, помогаешь, поласкал, и ты рада. А я вот сколько уже лет маюсь без ласки. Трудно жить человеку без ласки-то. Трудно, Тайга. Хорошо живется Митяю, стары уж, а ласку не забыли. Хошь и ворчит Митяй, что не любит Марфу, но все он врет. Марфа его чуть ли не на руках носит. Да и думает за Митяя чаще Марфа. Таким веселее живется.

Тайга постукивала хвостом по грубым половицам, поскуливала, будто понимала сказанное человеком…

С утра Андрей ушел промышлять белку. Зимой она мало пасется, поэтому надо успеть хоть пару десятков добыть. Добыл. Белка залегла в дупла, в густой хвое елей. Пошел проверять ловушки. Здесь тоже снял пяток колонков, одного соболя. День не пропал зря.

Вышел на кабанью тропу. Решил добыть подсвинка для еды: у них мясо сочное, вкусное. Тайга тут же пошла по свежим следам. Но Андрей вернул ее, зачем путать зверей. Подкрадется сам и добудет по выбору. Взял собаку на поводок.